ГЛАВА ПЕРВАЯ
«Венчание с Россией» Цесаревича Александра Николаевича.
(Мог ли Сталин быть прапраправнуком Екатерины Великой?)
Удивительное, но теперь уже малоизвестное событие, о котором пойдёт речь, произошло в печальный для России год, когда от рук наймита тёмных сил Запада пал Русский гений и духовный вождь Русского народа Александр Сергеевич Пушкин. Но недаром говорят: неисповедимы пути Господни – столетие спустя события этого года праведным громом отозвались в России, напомнив, что преступно, да и небезопасно предавать забвению заповеданное Всевышним:
«Кто прольёт кровь человеческую, того кровь прольётся рукою человека: ибо человек создан по образу Божию» (Быт. 9, 6).
Тем же, кто игнорирует эту заповедь, Всемогущий Бог напоминает: «У Меня отмщение и воздаяние… Я – и нет Бога, кроме Меня: Я умерщвляю и оживляю, Я поражаю и Я исцеляю: и никто не избавит от руки Моей… И ненавидящим Меня воздам». (Втор.32, 35, 39, 41).
Оплакала Россия Пушкина, и никому неведомо было тогда, что придёт час расплаты для идейных наследников тех, кто направлял коварную и безжалостную руку ничтожества по имени Дантес, кто направлял и другое ничтожество по имени Аренд – ничтожество, презревшее клятву Гиппократа, ради исполнения масонской клятвы.
Но после столь сурового и тяжкого вступления, пора обратиться к самому событию – событию светлому, ибо ничто другое не несёт в себе столько радости и света, как удивительное и неповторимое чувство любви. Недаром же знаменитый Русский философ и замечательный поэт Владимир Сергеевич Соловьев написал:
«Всё, кружась, исчезает во мгле,
Неподвижно лишь Солнце Любви!».
Главными участниками событий печально знаменитого 1837 года оказались люди, до того времени друг другу незнакомые: Наследник Престола Российского Великий Князь Александр Николаевич – сын Государя Императора Николая Первого, и смоленская красавица Елена Алексеевна Каретникова – дочь помещика Алексея Степановича Каретникова, награждённого за службу Государеву личным дворянством и купившего имение в Кимборове, Смоленской губернии.
С кого же начать рассказ? А начать его, наверное, правильнее с представительницы нежного и прекрасного пола, подобное определение сего пола более чем оправдывающей.
Быт дворянских усадеб девятнадцатого железного века… Как прекрасно описан он Тургеневым! А разве не предстаёт он перед нами в незабвенном Пушкинском «Евгении Онегине»!? Да, именно так расцветали в «дворянских гнёздах» несравненные Русские красавицы!
Как знать, быть может, и Елене Каретниковой была уготована судьбы Татьяны Лариной – замужество по воле родительской, переезд в столицу с вельможным супругом, а, может, и патриархальная жизнь в одном из соседских смоленских поместий, воспитание детей, хлопоты хозяйственные. Но Елена Каретникова самим Провидением была востребована на большее, хотя это «большее» оказалось незримым для обывательского ока.
Как и все девушки её возраста – дочери соседских помещиков, она получила образование домашнее, поскольку отец её, дворянин лишь в первом колене, стремился следовать общему для всех негласному правилу. И, конечно же, она увлекалась романами, конечно же, была мечтательна. И, конечно же, её волновала судьба Татьяны Лариной. А, быть может, и судьба другой Татьяны – Татьяны Болтовой, героини повести Василия Нарежного, быстро приобретшего популярность в начале века и наречённого литературной критикой первым Русским романистом. Но, кроме исторической повести «Татьяна Болтова», она не могла не прочитать столь же необыкновенно популярные «Славенские вечера», отличавшиеся напевным, лиричным, более поэтическим, нежели прозаическим слогом.
Сколько восхищения было адресовано в тех поэтических строках великим Державным мужам Земли Русской, сколько нежности посвящено и природе Русской и Русским девушкам, рождённым этой славной Землёй. «Прелестна заря утренняя, когда ланиты её сияют на чистом небе; благоухающ ветр кроткого вечера, когда веет он с лона розы и лилии; блистательны прелести ваши, девы славенские, когда кротость души и спокойствие сердца изображают светлые взоры ваши!»
Не может не взволновать очарование этих строк, посвящённых красавицам священной земли Русской, названной Нарежным «Славенской Землёю», ибо в давние, далёкие времена и Новгородская Русь звалась «Славенией».
Даже Библия не обошла вниманием славных дочерей Земли этой Славной. В главе 6 книги «Бытия» читаем:
«1. Когда люди начали умножаться на земле, и родились у них дочери;
2. Тогда сыны Божии увидели дочерей человеческих, что они красивы, и брали их себе в жёны, какую кто избрал.
3. И сказал Господь (Бог): не вечно Духу Моему быть пренебрегаемым человеками (сими); потому что они плоть; пусть будут дни их сто двадцать лет.
4. В то время были на земле исполины, особенно же с того времени, как сыны Божии стали входить к дочерям человеческим, и они стали рождать им: это сильные, издревле славные люди».
А славные люди, как говорит нам древняя книга славян «Книга Велеса», и есть славяне. Недаром же и поныне во всём мире столь ценятся женщины, рождённые на славной земле «славенской». И сознавая их необыкновенное достоинство, которое, увы, стало утрачиваться во времена западничества, первый Русский романист и стилист, которому немного было равных, Василий Трофимович Нарежный, обращался к своим современницам через «Славенские вечера», посвящённые древности, в новелле, наименованной «Вечер VII: Ирена»:
«Не подражайте дщерям земель иноплемённых, которые славу свою полагают в искусстве прельщать, не чувствуя влечения сердечного. Тщеславятся они числом побед своих, коварством приобретаемых. Прелестью жизни называют они свободу буйную не покоряться святым законам стыдливости, лучшему украшению пола прелестного. Не подражайте им, дщери российские. Внемлите древней песне моей. Вы познаете, что победы таковы непродолжительны. Время откроет коварство, разврат, сокрытые под личиною кроткой любезности. Тогда исчезнет торжество мнимое, и преступная прелестница будет жертвою несчастною своих замыслов!».
Была причина в XIX веке восхищаться веками давними, как это делал Василий Нарежный в «Вечере VI»:
«Веки отдалённые! Времена давно протекшие! Кто из сынов Славена воспомянет об вас без кроткого трепетания сердца и благодарной слезы на глазах – в дань памяти предкам, великим своими доблестями? Тогда величие и крепость духа возводили на верх славы и счастия, и красота была наградою достойною. Не обладал тогда древний, измождённый сластолюбец юными красами дщери славенской, хотя бы обладал он златом Востока целого. Веки отдалённые! Времена давно протекшие! Когда возвратитесь вы на землю Славенскую?»
Да, нравы века девятнадцатого, увы, отличались уже от нравов веков древнейших. И райскому цветку, распустившемуся на исконно русских Смоленских просторах, цветку, по имени Алёнушка, суждена была доля многих юных пташек-горлинок, вылетевших из дворянских гнёзд. Ей суждено было стать супругою нелюбимого…
Весною 1838 года, следующего за печальным годом России, выдана была первая Смоленская красавица Елена Алексеевна Каретникова за соседского помещика Михаила Кузьмича Пржевальского, человека некрасивого, угрюмого, скучного, да к тому же и летами её старшего.
Выдана была Смоленская Алёнушка по воле отца Алексея Степановича Каретникова, но против её воли. Правда есть одна немаловажная деталь – отец и сам не хотел того брака, даже за девять месяцев до того отказал от дома через чур настойчивому просителю руки дочери Михаилу Пржевальскому. И всё же весной 1838 году он выдал дочь за нелюбимого ею человека. В те времена подобные браки не были редкостью. Во многих литературных произведениях они уже не раз осуждены.
Но мы не в праве строго судить Алексея Степановича Каретникова за то, что он выдал свою дочь против воли её за нелюбимого Михаила Пржевальского, поскольку побудили его к тому причины, прямо скажем, существенные и далеко не обычные.
Но прежде чем коснуться этих причин, необходимо познакомиться поближе с самим Алексеем Степановичем.
Был он родом со Смоленщины, служил дворовым у господ, которые в ту пору владели деревней Кимборово. Когда время пришло, призван был на службу Государеву и за свой «гвардейский рост и физическую силу» получил назначение в фельдъегерский корпус, а за необыкновенное усердие в службе оказался включённым в свиту Государя. В годы Отечественной войны 1812 года не раз был направляем с депешами особой важности к самому Главнокомандующему генерал-фельдмаршалу Кутузову. К концу службы получил чин магазин-вахтёра, а при выходе в отставку награждён был чином коллежского регистратора и соответственно с этим пожалован личным дворянством по Указу Императора Николая Павловича, не ведая, разумеется, что судьба незримыми нитями свяжет его с сим великим Государем России.
После выхода в отставку остался в Петербурге, где получил должность таможенного смотрителя на пакгаузе. Конечно, новоиспечённому дворянину не очень легко было войти в изысканное столичное дворянское общество, к тому же сплошь помешанное на западничестве и донельзя заражённое вольнодумством. Был он, как и всякий честный солдат, приверженцем Государя и не понимал мнимых прелестей западного безвластия, под личиной которого скрывалась жестокосердная тайная власть тёмных сил. Ему оказалось ближе общество купеческое, которое, может быть, и не отличалось особой манерностью, но, как принадлежавшее к среднему классу, обычно наиболее патриотичному, стояло за твёрдый порядок в Державе.
В этом обществе и познакомился Алексей Степанович с очаровательной (красоту Елене Алексеевне было от кого наследовать) дочерью купеческой Ксенией Ефимовной Демидовой. Алексей Степанович смог зажечь сердце красавицы, поскольку был не только роста гвардейского и сложения богатырского, но и умом и даже внутренней культурой выгодно отличался от остальных женихов, увивавшихся возле богатой невесты.
Без памяти влюблённый в красавицу Ксению, Каретников с трепетом просил её руки и получил согласие, как самой невесты, так и её богатого и властного родителя. Демидов дал за дочерью хорошее приданое, и молодые Каретниковы решили перебраться в деревню, где сделаться добрыми русскими помещиками и заняться воспитанием детей.
Алексея Степановича, естественно, притягивало родное Кимборово, и он уговорил наследников своего бывшего барина уступить деревеньку за сходную цену. Так и оказался на Смоленщине, да не один, а с красавицей женой. Провинциальное общество не было столь чванливым, как столичное – соседи приняли Каретниковых тепло и радушно, а новый кимборовский помещик отплатил им тем, что внёс новую, живую струю в провинциальную рутину. Приобщившись ещё во время службы Государевой к пению и музыке, Алексей Степанович создал в своём поместье небольшую хоровую капеллу, завёл музыкантов, и на балах в его доме было всегда одновременно и ярче, и веселее, и в то же время проще и уютнее, чем у других. Не забывал Алексей Степанович и о том, что вышел он не из барского сословия, а потому всегда готов был прийти на помощь бедным, да и просто попавшим в беду людям, никогда не обходил вниманием нищих.
Молва о хлебосольном помещике, интересном собеседнике, блестящем рассказчике быстро облетела округу, а со временем к этой молве прибавилась и молва другая – молва о необыкновенно красивой дочери, выдавшейся в признанную уже на Смоленщине красавицу-мать.
Среди соседей тот час же нашлись и женихи, средь которых, правда, достойных не наблюдалось. Особенно досаждал один – отставной капитан Михаил Кузьмич Пржевальский, человек, по описаниям, «высокого роста, худой, болезненный и некрасивый, с мутными глазами и колтуном на голове», да к тому же ещё и бедный. Бедность, конечно же, не порок, особенно в представлении Алексея Степановича. И вовсе не бедность жениха отвращала от него и саму невесту Алёнушку, и её отца, а прочие вышепоименованные качества этого настырного претендента.
Род Пржевальских восходил к запорожскому казаку Корнилу Анисимовичу Паровальскому, поступившему в середине XVI века на службу к ляхам, угнетавшим окраинные или, как их именовали, украйные земли Малороссии, постепенно получившие не без участия тёмных алчных сил Запада название Украйны, а затем и Украины.
Паровальский успел отличиться не только в боях с малороссами, но за «доблести» при разорении Полоцка и Великих Лук польский король Стефан Баторий в ноябре 1581 года возвёл его в шляхетство и пожаловал гербом «Лук», а фамилию повелел изменить на Пржевальский. В переводе с польского означает она – «идущий на пролом». Этот, «идущий на пролом», был осыпан множеством милостей. В 1581 году ему даже было пожаловано «пять служб людей» в Сурожской и Велижской волостях. Но потомки его не пожелали «ходить на пролом» против России.
У Казимира Фомича Пржевальского, отца уже упомянутого нами незадачливого претендента на роль жениха Елены Каретниковой, что-то не сложилось с ляхами. Он начал обучение в Полоцкой иезуитской школе, но неожиданно бросил учёбу и бежал в Россию, воевать с которой в то время становилось год от года весьма и весьма опаснее, да и всё менее прибыльно. Безвозвратно минули те времена, когда зверополяки безчинствовали в Русских пределах.
Брат Казимира Франц Фомич поступил на службу в Русскую армию, в чине майора воевал против Наполеона. За отличие при Тарутине получил в награду орденом св. Анны 4-го класса. В боях был дважды ранен, но неизменно возвращался в строй. Очевидно, не без его влияния перешёл Казимир на сторону России и при крещении в Православную веру стал Кузьмой Фомичом.
Дослужился до штаб-капитанского чина и сын его Михаил. В 1835 году он вышел в отставку по болезни и поселился в Ельнинском уезде, где отец его Кузьма Фомич служил управляющим у помещика Пилибина.
И вот в 1837 году Михаил Пржевальский дерзнул просить руки Елены Алексеевны. Алексей Степанович был так возмущён, что не только отверг это предложение, но и вообще отказал Пржевальскому от дома.
Обратимся теперь к другому участнику описываемых событий, к Наследнику Престола, Великому Князю Александру Николаевичу.
2 мая 1837 года кортеж Великого Князя, отправленного отцом, Императором Николаем Первым, в путешествие по России, выехал из столицы. Наследника престола сопровождал поэт Василий Андреевич Жуковский. Император хотел, чтобы сын познакомился с Великой Державой, в управление которой ему предстояло рано или поздно вступить.
Маршрут путешествия был составлен самим Государем и пролегал по огромному пространству от Санкт-Петербурга через Новгород, Тверь, Ярославль и Кострому на Урал. Намечалось посетить Екатеринбург, Тюмень, Тобольск, а затем возвратиться в Поволжье. Оттуда – через Воронеж, Тулу, Рязань, Смоленск и Бородино прибыть в Москву. Из Москвы через Владимир, Нижний Новгород и Муром предполагалось проехать на юг. А уже затем вернуться в Петербург. За полгода предстояло объехать всю Россию и даже побывать в Сибири.
«Ты первый из нас в сём отдалённом крае! – писал сыну Император, – Какая даль. Но какое и тебе на всю жизнь удовольствие, что там был, где ещё никто из Русских Царей не бывал. »
А Василий Андреевич Жуковский вспоминал: «Мы летим, и я едва успеваю ловить те предметы, которые мелькают, как тени мимо глаз моих».
Остановок было много, много интересных встреч, которые давали Великому Князю представление о России. Жуковский вспоминал, что вставали каждый день в половине шестого утра, а ложились за полночь. Великий Князь успевал вести путевой журнал и писать письма родителям.
Жуковский с восхищением рассказывал Императрице Александре Фёдоровне в своих ежедневных отчётах:
«Великий Князь постоянно пишет к Вашему Величеству, и Вы получаете от него обо всём самые свежие известия. Завидую ему в этой способности владеть пером во всякое время, с незапутанными мыслями, после величайшей усталости… Могу всем сердцем радоваться живым полётам нашего возмужавшего орла и, следуя за ним глазами и думой в высоту, кричать ему с земли: смелее, вперёд по твоему небу! И дай Бог силы его молодым крыльям! Дай Бог любопытства и зоркости глазам его: то небо, по которому он теперь мчится прекрасно, широко и светло: это – наша родная Россия!»
В путешествии соблюдались указанные Государем строгости и ограничения – никаких балов, никаких торжественных приёмов, никаких увеселений. Жуковский строго соблюдал инструкции. Но во время пребывания в Туле, он отпросился повидать родственников, живших в одном из уездных городков. Отставание всего не несколько дней имело чрезвычайные последствия.
Путь в Смоленск пролегал через уже упомянутое нами село Кимборово, достиг которого Великий Князь Александр Николаевич со свитою тёплым июльским вечером. Было решено заночевать у хлебосольного помещика Каретникова, чтобы в губернском городе появиться утром следующего дня. Поскольку не было рядом сурового наставника Жуковского, все строгости тут же забылись, и в Смоленск Наследник Престола отправился уже в сопровождении красавицы Елены Каретниковой, увлечённый ею явно не без взаимности.
В те жаркие дни середины лета 1837 года ярко вспыхнул огонь взаимной страсти, помешать коему никто не мог. Не осталось и следа от тех петербургских романов, против которых был настроен царственный батюшка Николай Павлович. Лечение путешествием оказалось весьма кстати, как для наследника престола, так и для России. Помазанник Божий – Николай Павлович знал, что делал, отправляя сына в это путешествие. Он посылал его в какой-то мере и для отрезвления от дурмана уже прогнивших и лживых столичных великосветских салонов.
И вот словно бы Провидением дарована была яркая любовь, которая заставила забыть всё былое. Елена Каретникова была первой смоленской красавицей, причём, кроме прекрасных внешних, имела и другие достоинства: она получила хорошее образование и воспитание.
Роман продолжался всего несколько дней, а затем в Смоленск прибыл Жуковский, и последовала разлука. Строгий наставник усадил Цесаревича в карету, а Елену Алексеевну отправил домой, в Кимборово.
Путешествие продолжалось. Лишь 12 декабря Великий Князь переступил порог Зимнего Дворца. Жуковский впоследствии писал, что путешествие можно сравнить с чтением книги, имя которой – Россия. Но ведь и венчанием с Россией он назвал это путешествие неспроста.
Отгорело лето, отпылала золотая осень, отпуржила зима, и вдруг по весне Елена Каретникова неожиданно была выдана замуж за Михаила Пржевальского. Ларчик открывался просто. Выяснилось, что она ждала ребёнка, и как-то надо было прикрыть грех. Кто отец ребёнка? Документы об этом молчат, зато свидетельствуют они о других удивительных фактах. Едва Елена Алексеевна Каретникова была обвенчана с Михаилом Кузьмичом Пржевальским, как у неё родился сын, которого назвали Николаем. Случилось это 31 марта 1838 года.
Так появился на свет Николай Михайлович Пржевальский, в будущем знаменитый учёный, что достаточно хорошо известно, и генерал-майор Русской разведки, что известно в меньшей степени.
Когда маленькому Николаю исполнилось пять лет, произошло событие удивительное. Михаил Кузьмич Пржевальский согласно Своду Законов Российской Империи, подал прошение в Смоленскую Духовную Консисторию на получение Свидетельства о рождении. А через некоторое время было выдано свидетельство. Да какое!
Вот оно. Судите сами:
«СВИДЕТЕЛЬСТВО
По Указу Его Императорского Величества из Смоленской Духовной Консистории.
Дано сие за надлежащим подписанием с приложением казённой печати штабс-капитану Михаилу Кузьмичу Пржевальскому во следствие его прошения и на основании состоявшейся в Консистории резолюции для представления при определении сына Николая в какое-либо казённое учебное заведение в том, что рождение и крещение Николая по метрическим книгам Смоленского уезда села Лабкова записано следующею статьёю 1839 года апреля 1-го числа Смоленского уезда сельца Кимборова отставной штабс-капитан Михаил Кузьмич и законная его жена Елена Алексеевна Пржевальские, оба православного вероисповедования, у них родился сын Николай, молитвами имя нарек и крещение совершил 3-го числа села Лабкова Священник Иван Афанасьевич Праников с причтом, а при крещении его восприемниками были Смоленского уезда сельца Кимборова коллежский асессор кавалер Алексей Степанов Каретников и Черноморского казачьего полка генерал-майора и кавалера Николая Степанова Завадовского жена Елисавета Алексеевна Завадовская.
Города Смоленска сентября 18 дня 1843 года». (ЦГИА, ф. 1343, oп. 27, д. 6459, л. 6.)
Не случайно дата рождения установлена Указом самого Государя Императора, и этим же Указом поставлен вместо 1838, 1839 год рождения. Нужно было увести дату рождения подальше от года пребывания в Смоленске цесаревича Александра Николаевича – будущего Императора Александра Второго, дабы избежать лишних пересудов и сплетен.
Ведь если бы это было просто ошибкой, Михаил Кузьмич Пржевальский и Елена Алексеевна сразу бы её заметили и попросили бы поправить. С другой стороны, не стали бы родители маленького Николая подавать прошение на получение свидетельства на четырёхлетнего ребёнка, ибо, по существовавшим правилам, документы выдавались на детей пятилетних. И никто бы их прошения рассматривать не стал. Интересно также, что к книге, хранящейся в церкви села Лабкова, где была первичная запись по поводу рождения, доступ был ограничен специальным распоряжением. Её нельзя было взять, чтобы ознакомиться с записями. Музейные работники свидетельствуют, что подлинник этой метрической книги никогда, нигде и никому публично не был представлен. В Музее Пржевальского в Смоленской области была лишь рисованная копия листа метрической книги с упомянутой записью о рождении. Но она, вполне понятно, не может служить документальным свидетельством, так как в ней не указан год заполнения, не читается месяц рождения и не понятно какое поставлено число рождения. Подобные ограничения просто так не делаются. Следы запутывались умышленно.
Следует ещё добавить, что сам Николай Михайлович Пржевальский в письмах матери, когда это приходилось к слову, указывал годом своего рождения именно 1838-й.
Есть и ещё один любопытный факт. Было это уже несколько позднее, когда Николай Пржевальский учился в шестом классе гимназии, в городе Смоленске. Гимназисты задумали уничтожить журнал, в который нелюбимый ими преподаватель записывал всякие их проказы. Тянули жребий. Произвести сие действо выпало Пржевальскому. Николай стащил журнал и выбросил его в Днепр. Было много шуму. Провели расследование, и всех, кто, по мнению наставников, мог быть причастен к этому проступку, посадили в карцер. Пржевальский вынужден был признаться. Не хотел, чтоб страдали невиновные товарищи. Ему грозило исключение из гимназии. Мать умоляла директора гимназии оставить сына, просила даже высечь его. Но сечь дворян гимназистов, начиная именно с 6 класса, было строжайше запрещено.
Происшествие же вышло далеко за пределы гимназии и стало известно попечителю. К нему-то и обратился директор, а попечитель возьми да и отпиши в Петербург. К Наследнику Престола он обращаться не имел права. Обратился к его другу графу Адлербергу. А вскоре пришёл ответ, причём, не от Адлерберга, а от самого Александра Николаевича. На письме попечителя было начертано: «Выпороть мерзавца, и всего делов!». И стояла подпись Великого Князя.
А ведь по законам того времени выпороть дворянина мог только отец! Если бы подобное распоряжение отдал директор гимназии, его могли снять с должности и привлечь к ответственности.
Так закончилось венчание будущего Императора Александра Второго с Россией!
Когда меня спрашивают, не хочу ли сказать, повествуя о том случае, что Николай Михайлович Пржевальский являлся сыном Наследника Престола, впоследствии ставшего Императором Александром Вторым, отвечаю: утверждать этого ни я, никто другой не может. Но судите сами, отчего вдруг было проявлено столько внимания к смоленскому отроку и при выдаче свидетельства о рождении, и по поводу его провинности в гимназии?
Впрочем, недаром выдающий русский консервативный писатель и мыслитель рубежа XIX-XX веков Николай Иванович Черняев писал о мистическом характере Русского Православного Самодержавия:
«Только грубое невежество и узкое доктринерство могут считать наше Самодержавие делом случая и чем-то таким, что может быть изменено или устранено по произволу».
То есть из этого следует, что Русское Православное Самодержавие не только не является «делом случая», но способно защитить себя от разрушителей?
Вновь обратимся к работам Николая Ивановича Черняева, который даже книгу свою назвал необычно: «Мистика, идеалы и поэзия Русского Самодержавия» Начал же её словами:
«Всё, всё великое, священное земли имеет мистическую сторону. Мистика составляет принадлежность не только каждой религии, не только Таинств, но и науки. Пытливая мысль человека, старающаяся разрешить все «проклятые вопросы», в конце концов неминуемо приходит к вопросу о начале всех начал, к задаче, которая не дается ни умозрительному, ни опытному знанию… В судьбах народов сказываются воля и цели Провидения… Цель, к которой ведет Бог Россию и все человечество, неизвестна. История, если смотреть на нее без материалистических предрассудков, окажется исполненной мистики. Много мистического и в нашем Самодержавии».
Итак, мы определили по документам, что в судьбе известного путешественника и выдающегося русского разведчика генерал-майора Николая Михайловича Пржевальского приняли особое участи и Государь Император Николай Первый и Цесаревич Александр Николаевич – будущий Император Александр Второй. Запомним документальной подтверждённое сообщение о том, что даже день рождения Пржевальского был перенесён на целый год. Но ведь и год рождения Иосифа Виссарионовича Сталина изменён – он сдвинут так же на год.
В № 11 «Известий ЦК КПСС» за 1990 год сообщалось, что И.В. Сталин родился не в 1879 году, как считалось официально, и не 21 декабря, а 19 декабря 1878 года… «Известия ЦК КПСС» – орган серьёзный и документы в нём приводились серьёзные.
«Перестройка» ещё не успела к тому времени привести в негодность партийную печать. Сплетни там ещё не печатались.
Между тем, разговоры о том, что Сталин был сыном Пржевальского, время от времени возникали, хотя нельзя сказать, что относились к ним серьёзно. Ведь говорили и о том, что Сталин – внук Александра Второго. Но это казалось и вовсе фантастикой.
Летом 1983 года я был в Ленинграде, в гостях у молодого в ту пору военного журналиста Александра Бондаренко. Впоследствии он стал редактором «Красной Звезды» по отделу литературы и искусства, и, кажется, до сих пор занимает эту должность. Факт для книги, казалось бы ничего не значащий, но… обо всём по порядку…
Приятель мой очень хорошо знал город, и, как я потом понял, во время прогулки мы совсем не случайно оказались в Александровском саду. В то время это сад, окружавший с юга и запада Адмиралтейство, назывался ещё садом Трудящихся им. М. Горького. Позже, с 1989 года она носил имя Адмиралтейского и лишь в 1997 году получил прежнее своё наименование.
Назван же Александровским он был с момента открытия в 1874 году. И назван в честь именно Императора Александра ;;. Это тоже немаловажная детально, хотя тогда я об этом даже не подумал.
В саду были памятники. Мы не спеша обходили их. Вот памятники Лермонтову, Глинке, Горчакову, Гоголю… Вот – Василию Андреевичу Жуковскому… Это я выделяю не случайно, хотя тогда совершенно для себя не выделил. Но… через минуту замер как вкопанный. Передо мной был памятник Сталину. Да, да, именно Сталину, правда, удивили эполеты и аксельбанты на мундире вождя. Но и это ещё не всё – у подножия трёхметрового постамента сидит верблюд…
Мой приятель стал так, что надпись на памятнике я увидеть не мог – он закрыл её от меня и с хитринкой спросил, кому поставлен памятник. Я не очень уверенно проговорил, вкладывая вопрос в свой ответ: «Сталину?»
Он молча сделал шаг в сторону, и открылась надпись:
«Пржевальскому первому исследователю природы Центральной Азии».
Кажется, лишь тогда, в 1983 году, я впервые услышал о том, что Сталин является сыном Пржевальского. Правда, мне всё это показалось слишком фантастично. Естественно, не обратил внимание и на то, что Сад назван в честь Александра Второго, и на то, что неподалёку от памятника Пржевальскому, стоит памятник Василию Андреевичу Жуковскому. Да, там были и другие памятники – я перечислил их. И, наверное, можно объяснить, почему именно они оказались в саду, но что касается памятника Жуковскому и названия Сада – это уже вряд ли можно считать совпадением.
Со временем всё это как-то забылось. Но, как известно, в жизни нашей ничего случайного не бывает…
Однажды, после встречи с читателями, на которой я коснулся сталинской темы, уже за полночь мне позвонил один из слушателей и, сообщив, что в прошлом был сотрудником спецслужб, привёл некоторые факты из биографии И.В. Сталина, которые буквально потрясли меня. О том, что Сталин действительно является сыном знаменитого русского путешественники и не менее знаменитого разведчика генерал-майора Николая Михайловича Пржевальского, он говорил уверенно.
Это было уже в конце 90-х. Тема заинтересовала, я попытался вникнуть в неё и первую свою публикацию, не имея железных подтверждений, предложил читателям в качестве легенды, которая может быть правдой. Брошюру так назвал «Сталин и Пржевальский. Легенда, которая может быть правдой».
Правда, уже тогда мне были известны некоторые факты, достоверность которых не вызывала сомнений. К примеру, промелькнуло в печати такое сообщение. Внучка Сталина Екатерина Яковлевна сообщила, что Николай Михайлович Пржевальский действительно был в Гори в 1878 году и действительно встречался с будущей матерью Сталина. А когда уехал, вплоть до своей кончины посылал ей деньги. Правда, Екатерина Яковлевна тут же прибавила, что это ещё ни о чём не говорит, и что она привыкла считать своим прадедом Виссариона.
Но для чего же была перенесена дата рождения Сталина? Можно с большой долей достоверности предположить, что это было сделано с таким расчётом, чтобы Сталин никак по времени не мог быть сыном Пржевальского.
Одно время на нас буквально обрушился поток публикаций, таких, как к примеру, в газете «Мир новостей». Автор – Сергей Петрунин. Название: «Сталин Иосиф… Николаевич?» Читаем:
«Версия о том, что настоящим отцом Иосифа Виссарионовича был не грузин Джугашвили, а русский путешественник, исследователь Дальнего Востока и Центральной Азии, первооткрыватель дикой лошади, смоленский дворянин Николай Пржевальский, родилась не на пустом месте.
Всё началось между второй экспедицией учёного к озеру Лоб-Нор и в Джунгарию (1876 – 1877) и его третьим походом в глубины Тибета (1879 –1880). Зимой и весной 1878 года Пржевальский поправлял здоровье на Кавказе, заезжал и в Гори, где, будучи гостем князя Маминошвили, познакомился с его дальней родственницей, приехавшей в город из соседнего села, двадцатидвухлетней Екатериной Джугашвили, урожденной Геладзе. Она выросла в деревне, но к тому времени семья Геладзе давно уже переехала в Гори… Екатерина обучилась грамоте, что ещё во время её детства считалось привилегией наиболее знатных князей, помещиков и священнослужителей.
Пржевальский… был очарован красотой юной и образованной грузинки. Встречался с ней и проводил время к взаимному удовольствию обеих сторон.
Но Екатерина к тому времени была уже четыре года как замужем за Виссарионом Джугашвили, сапожником из села Диди-Лило. Её муж вначале получил славу известного на весь город мастера, имел много заказов и смог открыть собственную мастерскую.
…Все трое детей, рождённые Екатериной от Виссариона, умерли в младенческом возрасте… Родившийся через некоторое время после отъезда Пржевальского четвёртый ребёнок Екатерины Иосиф (он же Coco) рос здоровым и крепким. Жизнерадостный и общительный, он всегда был окружен товарищами.
В 1885 году Джугашвили старший уехал на работу в Тифлис, а князь неоднократно передавал матери Сталина значительные суммы присланных со смоленщины «алиментов». Об этом косвенным образом свидетельствует и внучка Иосифа Виссарионовича. Она не считает своим прадедом Пржевальского, но находит «внешнее сходство просто поразительным», а самое главное – соглашается с тем, что Пржевальский останавливался в Гори, а потом «высылал деньги Катерине». И высылал, как отмечено в других источниках, столько средств, что князь, который исполнял функцию «доверенного лица» путешественника и «банкира» его переводов, помогал Иосифу до конца своей жизни».
Ну что же, тот факт, что Николай Михайлович присылал деньги красавице-грузинке, подтвердила даже её внучка. С чего бы это вдруг такое внимание. То, как мы видели, сам Император Николай Первый зачем-то личным указом переносит дату рождения Николая Пржевальского ровно на год, то Цесаревич Александр Николаевич вмешивается в судьбу юного смоленского дворянина… С чего бы такое внимание? И чем вызвана щедрость этого самого смоленского дворянина, ставшего уже генералом, почему он вдруг посылает деньги красавице-грузинке? Просто так? Ни с того ни с сего? Может кто-нибудь привести подобный пример? Были подобные случаи? Очень и очень вряд ли.
Между тем, Сергей Петрунин приводит в газете ещё более примечательный факт:
«Когда большевики-ленинцы захватили в России власть, а ученик Пржевальского Козлов продолжал свои экспедиции в Монголию, о его почившем учителе, великом исследователе Центральной Азии, генерал-майоре и почётном члене Петербургской Академии наук, именно по причине происхождения «забыли». Но сразу же после войны, когда красный Русский Царь окончательно стёр «ленинскую гвардию» в лагерную пыль и политика «пролетарского интернационализма» с её верой в мировую Республику Советов всё больше стала заменяться державно-патриотической, то он не замедлил вернуть стране её символы и героев. В числе самых первых начали именно с Пржевальского – в 1946 году была учреждена золотая медаль имени этого учёного, а, возможно, и отца победителя германского фашизма, принявшего по словам Черчилля «Россию с сохой, а оставившей – с атомной бомбой».
О том же, что Сталин сын Пржевальского, свидетельствуют и многие другие публикации.
Так Роман Перин в книге «Гильотина для бесов» пишет:
«Некоторые исследователи биографии Сталина утверждают, что отцом Сталина может быть известный русский географ и путешественник Николай Михайлович Пржевальский (1839 – 1988). Сначала эта мысль возникла в силу поразительного внешнего сходства Пржевальского и Сталина. А когда выяснилось, что Пржевальский останавливался в Гори, в гостинице, где подрабатывала горничной мать Сталина Екатерина (Кэкэ) Геладзе, и сроки их возможного контакта и рождения Сталина тоже совпадают, то гипотеза приобрела убедительное доказательство. К тому же, известны свидетельства о скандалах и избиениях, которые устраивал «отец» Сталина Виссарион (Бесо) Иванович Джугашвили своей жене, обвиняя её в измене. Когда они поженились в 1874 г., Бесо было 24 года, а Кэкэ 16 лет. Я думаю, что не стала рисковать в третий раз молодая и красивая мать Сталина заводить ребёнка от спившегося мужа после того, как двое детей, рождённые слабенькими, умерли в младенчестве в 1876 г. Простая женщина вполне могла позволить себе родить от проезжего барина, похожего на грузина, может, ей кто-то и посоветовал так сделать. Несмотря на всю её религиозность, природа требовала продолжения рода. Своего единственного Сосо, как она ласково называла Иосифа, когда он заболел оспой, она самоотверженно выходила. Следы оспы остались у Сталина на лице, а одной рукой он с трудом двигал до конца жизни… Я думаю, что генетический анализ останков Сталина и Пржевальского могли бы раз и навсегда разрешить этот вопрос…»
Нельзя забывать, что Сталин – сын не просто путешественника, а Русского разведчика генерал-майора Генерального штаба. Существенная деталь. Под видом многих экспедиций Пржевальский занимался вопросами безопасности России. Он и погиб в одной из экспедиций.
Ну а был он разведчиком высочайшего ранга. Не многие люди его воинской профессии носили генеральские звания.
И ещё один важнейший момент. Николай Михайлович Пржевальский был лично известен Государю Императору. Только ли потому, что был учёным и разведчиком?
Вот какую зовущую к размышлению информацию прислал о Пржевальском один из моих читателей. Она опубликована в одном из периодических изданий – Ежеконцертнике «Звоны». Борис Тарасенко, побывавший в доме отдыха, расположенном там, где когда-то находилось имение Николая Михайловича Пржевальского, рассказывает: «У предков автора «Общей Химии» (Глинок) Николай Михайлович Пржевальский (1839–1888)… сторговал сначала, половину усадьбы, а потом и всю усадьбу на берегу озера Сапшо. Генерал-майора Пржевальского (1886) привлекла не только красота озера, но и схожесть его с озером Байкал». В Сапшо впадает несколько ручьёв, вытекает из него только один… На «Малом Байкале» есть острова. Один из них получил название Погранный, так как, во время мирного сосуществования двух хозяев одной усадьбы, рыба в Сапшо была поделена сетью, проходившей именно через этот остров. Береговой периметр озера равен примерно 10 км. В музее-усадьбе Пржевальского, где Николай Михайлович соорудил деревянный водопровод, стоит его гипсовый бюст, очень похожий на скульптурные портреты Сталина. Работники музея мне рассказали, что Николай Михайлович был холост, но женщин не чурался. Наведывался он и к жене местного мельника… Она во время войны, перед смертью, открыла своей дочери тайну её рождения. С тех пор некая, очень похожая на Николая Михайловича дама часто приезжала на памятные годовщины Пржевальского в одноименный посёлок, тщательно избегая излишней огласки и юбилейных президиумов».
Борис Тарасенко высказал интересную мысль. А что если Николай Михайлович Пржевальский специально старался тайно оставить наследника, который бы потом сыграл серьёзную роль в судьбе оказавшейся на краю пропасти России? Просто в усадьбе родилась девочка, и она не могла быть пригодной к той роли, которая выпала Сталину?
Я вижу улыбки на лицах некоторых читателей. Не спешите. Вспомним о мистических началах Русского Самодержавия, которое «не могло быть устранено по произволу». Добавлю: разве можно отрицать, что в жилах Пржевальского текла Августейшая, Царская, Богом данная кровь? И неужели такая могучая сила, как Русское Православное Самодержавие, не могла обезопасить себя от гибели, когда времена гибельные не раз были предсказаны Государям Великой Державы. Неужели Православное Самодержавие, рождённое «не без Бога воли тайной», сложа руки, ожидало, когда настанет царство зверя? Почему архимандрит Иерон вдруг призвал к себе именно Иосифа Джугашвили для благословения на подвиг послушничества во имя России – подвиг государственного управления? Не потому ли, что он был сыном Пржевальского и внуком того, в ком текла Августейшая кровь? Впрочем, каждый может сам найти ответы на поставленные вопросы, поскольку по понятным причинам документальных подтверждений отцовства Александра Николаевича и Николая Михайловича нет.
Именно приведённые выше публикации и факты, изложенные в них, заставили по иному взглянуть не только на роль Иосифа Виссарионовича Сталина в судьбе нашего Отечества, но и на всю историю, не извращённую историками, принадлежащими к ордену русской интеллигенции, а истинную.
Есть все основания полагать, что тайна рождения Сталина относится к одной из важнейших тайн правящей Династии, которая наименована была Династией Романовых, по фамилии первых её представителей. Почему я сделал такую на первый взгляд странную оговорку? Да потому что в те далёкие времена незаконнорождённые дети были не такой уж большой редкостью. Причина, думаю, ясна. Не было ещё развито детоубийство во чреве, а потому уж если давал Бог дитя, от него избавиться не могли, да ведь и не хотели или не считали возможным.
Не редкостью были этакие вот случаи и в правящей Династии. И поскольку подобные факты могут подкрепить то, что известно о рождении Николая Михайловича Пржевальского и Товарища Сталина, не лишне напомнить о них.
Итак, обратимся к тайнам рода Романовых, Династии, именуемой Домом Романовых, во всяком случае, официально, если не принимать во внимание то, что произошло с неё в «петровские времена» и во времена ближайших преемников царя-плотника.
источник
На приеме в честь Победы Сталин произнес тост за великий русский народ и его долготерпение. К нему подошел растроганный маршал бронетанковых войск Павел Рыбалко:
— Как вы, товарищ Сталин, замечательно сказали о русском народе! Откуда вы, грузин, так глубоко знаете русский народ?
Сталин сердито ответил:
— Я не грузин — я русский грузинского происхождения!
Некоторые исследователи биографии Сталина утверждают, что отцом Сталина может быть известный русский географ и путешественник Николай Михайлович Пржевальский (1839-88). Сначала эта мысль возникла в силу поразительного внешнего сходства Пржевальского и Сталина. А когда выяснилось, что Пржевальский останавливался в Гори, в гостинице, где подрабатывала горничной мать Сталина Екатерина (Кэкэ) Геладзе, и сроки их возможного контакта и рождения Сталина тоже совпадают, то гипотеза приобрела убедительное доказательство. К тому же, известны свидетельства о скандалах и избиениях, которые устраивал «отец» Сталина Виссарион (Бесо) Иванович Джугашвили своей жене, обвиняя ее в измене.
Когда они поженились в 1874 г., Бесо было 24 года, а Кэкэ 16 лет. Я думаю, что не стала рисковать в третий раз молодая и красивая мать Сталина заводить ребенка от спившегося мужа после того, как двое детей, рожденные слабенькими, умерли в младенчестве в 1876 г.
Простая женщина вполне могла позволить себе родить от проезжего барина, похожего на грузина, может, ей кто-то и посоветовал так сделать. Несмотря на всю ее религиозность, природа требовала продолжения рода. Своего единственного Сосо, как она ласково называла Иосифа, когда он заболел оспой, она самоотверженно выходила. Следы оспы остались у Сталина на лице, а одной рукой он с трудом двигал до конца жизни. Дефект руки Сталина некоторые медики «диагностировали» как болезнь Паркинсона, не удосужась поинтересоваться перенесенными им в детстве заболеваниями.
Я думаю, что генетический анализ останков Сталина и Пржевальского могли бы раз и навсегда разрешить этот вопрос. Но на такую сенсацию сегодняшний режим не пойдет.
По официальной версии, Сталин родился 21 декабря (9 декабря по старому стилю) 1879 г., но метрическая книга Горийского Успенского собора фиксирует дату рождения 6 декабря 1878 г.. Ложная дата рождения появилась впервые в 1922 г., когда Ленин ставил Сталина на должность Генерального секретаря партии, и при заполнении новой анкеты происходит ошибка, которую затем Сталин не счел нужным исправлять. Бытует версия, что Сталин изменил свою дату рождения по совету известного оккультиста Гурджиева, с которым он познакомился еще во времена своего обучения в семинарии. Так это или нет, можно только гадать. В 1923 г. Гурджиев свободно покинул СССР, и в преклонном возрасте в 1949 г. погиб в автокатастрофе при загадочных обстоятельствах.
Э. Радзинский в своей книге «Сталин» то ли ошибочно, а скорее умышленно должность Генерального секретаря партии, которую получил Сталин в 1922 г., определяет как «глава партии». В действительности тогда эта должность не имела того властного значения, как в последующем. Радзинскому этот миф нужен, чтобы как можно шире во времени навесить на Сталина преступления, совершенные «ленинской гвардией». Поправим драматурга: на пленуме ЦК РКП(б) 3 апреля 1922 г. И.В. Сталин был избран в Политбюро и Оргбюро ЦК, и тогда же было решено утвердить новую должность Генерального секретаря ЦК и назначить на нее Сталина. Е.Я. Драпкина, бывший секретарь Я.М. Свердлова, писала по этому поводу: «Это было событие из числа тех, которым никто не придал особого значения и даже в партийных кругах не обратили на него внимание» (цит. по: И.В. Сталин. Штрихи к биографии. ТОО «Новина», МП «Гелиос». М., 1995). Вскоре, по определению Бухарина, Сталин стал «фельдмаршалом пролетарских сил».
Не утруждая себя логическими сопоставлениями, в своей книге Радзинский делает Сталина «антисемитом» аж с детских лет, т.к., по мнению автора, антисемитом Сталина сделали отец-сапожник, завидовавший богатым евреям сапожникам, и слухи о том, что его мать спит с богатыми евреями, у которых она подрабатывает прачкой. Только неясно, как «антисемит» Сталин весь свой революционный путь прошел в тесном окружении евреев? Радзинский явно поклонник Фрейда и, видимо, его потенциальный клиент.
Есть предположения, что «отец» Сталина, Виссарион Иванович, был по национальности не грузин, а осетин. Некоторые «лингвисты» пытаются перевести фамилию Джугашвили как «сын еврея», чему нет никаких разумных лингвистических доказательств. В грузинском языке есть только одно слово, обозначающее еврея – «урия».
Другие штрихи личности Сталина в свете предположения о его возможном отце – Пржевальском. Родители Сталина были малограмотны и не знали русского языка. Тем не менее, Иосиф в 1894 г. по окончанию Городского духовного училища, где обучение велось на русском языке, был отмечен как лучший ученик. Поступив в Тифлисскую православную духовную семинарию, получал стипендию, как успевающий ученик. Джугашвили не было еще и 16 лет, когда в газетах «Иверия» и «Квали» были опубликованы пять его стихотворений, а потом еще одно. Стихотворение «Утро», начиная с 1912 г., включалось в учебники и хрестоматии для школьников. В 60-летний юбилей Сталина в газете «Заря Востока» была опубликована статья «Стихи юного Сталина». До этого Сталин запрещал публиковать свои стихи на русском языке. В юности Сталин очень много читал. Его любимыми авторами были: Щедрин, Гоголь, Чехов, Толстой, Гюго, Бальзак, Теккерей. Читал он в те годы и научную литературу: «Происхождение человека и половой отбор» Дарвина, «Сущность христианства» Фейербаха, «Историю цивилизации в Англии» Бокля, «Этику» Спинозы, «Основы химии» Менделеева, «Литературное развитие народных рас» Летурно. Сталин в семинарии освоил нотную грамоту и мог петь «с листа». Когда Большой театр ставил «Ивана Сусанина», Сталин настоял, чтобы в финале оперы исполнялся хор «Славься, славься Русский народ», ранее вычеркнутый интернационалистами.
В личной библиотеке Сталина до конца дней преобладали труды не по марксизму, а по психологии, истории и философии.
Яркие интеллектуальные способности юного Сталина говорят о том, что тут без постороннего гена не обошлось. В Сталине было больше от ученого Пржевальского, чем от безграмотного сапожника Джугашвили.
И по сей день в Гори ходит множество слухов об истинном отце Сталина. Называют и богатого еврея-купца Якова Эгнаташвили на основании того, что он платил за обучение Сосо в семинарии. Но видевшие портрет Эгнаташвили не находили никакого сходства со Сталиным. А вот слух о том, что Сосо – от проезжего барина Пржевальского в Гори устойчив. И надо отметить, что Сталин знал об этом слухе и даже не пытался его пресечь…
Оценивая грузинскую составляющую в психологии Сталина, необходимо учитывать, что Грузия вошла в состав России добровольно, и национального антагонизма между русскими и грузинами не было. К тому же, в истории России достаточно примеров, когда «инородец», занимавший тот или иной пост на государевой службе, проявлял больше «русского» национализма, чем сами русские. Особенно ярко это выражается в тех людях, которые имеют одного из родителей русского, а другого инородца, но близкого по психогенетическому складу к русским. Это явление можно объяснить, как и некоторыми психологическими комплексами, возникающими у «полукровок», так и неизученными еще генетическими «вспышками» при подобных случаях смешения достаточно близких кровей, разделенных временем. Это можно отнести и к феномену вспышки такой звезды, как Сталин. Может, отсюда и его: «Я не грузин – я русский грузинского происхождения!». И, тем не менее, вышеописанное явление мы должны отнести в разряд исключительных. (Желающих подробнее ознакомиться с вопросами по этнопсихологии, могут обратиться к моей книге «Психология Национализма». СПб., «ЛИО Редактор», 1999.)
Исследуя биографию Сталина, не могу обойти стороной вопрос, был ли Коба сотрудником тайной полиции? Посмотрим на хронику арестов, ссылок и побегов Сталина с 1901 по 1913 гг.:
3 апреля 1901 г., Тифлис – Обыск на квартире Сталина.
18 апреля 1902 г., Батум – Арест Сталина.
19 апреля 1902 г. – Сталин заключен в Батумскую тюрьму. Привлекается по делу о принадлежности к тифлисской организации РСДРП и за руководство революционным движением батумских рабочих.
2 мая 1903 г. – Переводится этапом из Батумской тюрьмы в губернскую Кутаисскую тюрьму.
Конец ноября 1903 г. – Высылается в Восточную Сибирь на три года.
19 января 1904 г. – Побег Сталина из ссылки – села Новая Уда Балаганского уезда Иркутской губ.
7 апреля 1908 г. – Сталин арестован в Баку и заключен в Баиловскую тюрьму.
17 ноября 1908 г. – Бакинский градоначальник приказывает бакинскому полицеймейстеру выслать Сталина с первым отходящим этапом на место ссылки – Сольвычегодск Вологодской губ. на два года.
21 февраля 1909 г. – Сталин, следуя этапом на место ссылки, заболевает возвратным тифом и переводится из вятской тюрьмы в губернскую земскую больницу.
12 марта 1909 г. – Прибывает на место ссылки в г. Сольвычегодск.
7 июля 1909 г. – Бежит с места ссылки.
5 апреля 1910 г. – Арест Сталина в Баку.
8 апреля 1910 г. – Заключен в Бакинскую тюрьму.
6 октября 1910 г. – Из Бакинской тюрьмы отправляется этапным порядком на место прежней ссылки в г. Сольвычегодск для отбывания остающегося срока ссылки.
11 ноября 1910 г. – Прибывает в г. Сольвычегодск.
12 мая 1911 г. – У Сталина производится обыск по распоряжению Вологодского жандармского управления.
С 6 июня по 9 июля – Сталин отбывает арест при полиции в течение трех дней за организацию собраний ссыльных социал-демократов.
1 августа 1911 г. – Окончив двухлетний срок ссылки в Сольвычегодске, Сталин с проходным свидетельством приезжает в Вологду и получает разрешение остаться в Вологде на два месяца.
19 сентября 1911 г. – Побег Сталина из Вологды в Петербург.
22 сентября 1911 г. – Сталин арестован в Петербурге.
7 января 1911 г. – Прибывает в г. Вологду, подчинен гласному надзору полиции.
13 марта 1912 г. – Сталин бежит из Вологды.
5 мая 1912 г. – Арест Сталина на улице в Петербурге.
15 июля 1912 г. – Высылается этапом в Нарымский край на три года под гласный надзор полиции (в распоряжение Томского губернатора).
14 сентября 1912 г. – Побег Сталина из Нарыма.
25 сентября 1912 г. – Приезд в Петербург.
8 марта 1913 г. – Арест Сталина на концерте, устроенном соц-дем. организацией большевиков в зале Калашниковской биржи.
22 июля 1913 г. – Ссылка этапным порядком в Туруханский край на четыре года.
24 июля 1913 г. – Прибытие Сталина в Красноярскую тюрьму.
28 июля 1913 г. – Сталин из Красноярской тюрьмы следует этапом в Туруханский край.
23 августа 1913 г. – Прибытие в Туруханский край, водворен на жительство в ст. Костино.
20 декабря 1913 г. – Енисейский губернатор отдает распоряжение Туруханскому приставу о принятии мер для исключения всякой возможности побега Сталина.
25 марта 1914 г.– Сталин находится в Туруханском крае в станке Курейка под усиленным надзором полиции.
27 декабря 1916 г. – Отправляется этапом в Красноярск в связи с призывом на военную службу.
22 февраля 1917 г. – Препровождается красноярским уездным воинским начальником в ведение полицейского управления как освобожденный от военной службы.
5 марта 1917 г. – Из Красноярска Сталин выезжает для отбывания остающегося срока ссылки в г. Ачинск, где живет до февральской революции.
Согласитесь, что некий либерализм в отношении Кобы со стороны полиции присутствует. Ведь после столь многих побегов могли предпринять и более жесткие меры по изоляции уголовника, но он отделывается ссылками. Вопрос остается открытым, и он не является предметом моего исследования. Если даже со временем выяснится, что Сталин был сотрудником жандармерии или ее осведомителем, в принципе это ничего не меняет: в дальнейшем Сталин сделает то, что хотела, но не смогла сделать жандармерия целой Империи – уничтожит всех вождей революции.
источник
Глава 4. Хронология болезней вождя
Давно замечено, что власть и здоровье сильных мира сего тесно взаимосвязаны, о чем очень убедительно и весьма интересно рассказал, например, академик Е.И. Чазов. В своей книге «Здоровье и власть» он подробно описал болезни и недуги бывших руководителей СССР — Брежнева, Андропова, Черненко, Суслова и других членов Политбюро ЦК КПСС, а также многих зарубежных государственных деятелей. Он весьма точно отметил что: «История не терпит пустот и недомолвок. Если они появляются, то вскоре их заполняют домыслы, выгодные для определенных политических целей, предположения или набор не всегда проверенных и односторонне представленных фактов»[83].
Надобность в информации о тех, кого уже нет в этой жизни, тем более о людях, творивших историю, подтверждается словами выдающегося русского юриста Анатолия Федоровича Кони: «Тяжело говорить о мертвых. Гнусно было бы лгать на них, потому что они возразить не могут. Но т. к. «мертвые сраму не имут», то высказывать о них правду не только возможно, но даже необходимо, потому что каждый умерший есть поучение для живых»[84].
О здоровье и причинах смерти Сталина написано очень много, и анализ этих публикаций убедительно подтверждает известную истину — чем значительнее личность, тем выше к ней интерес со стороны последующих поколений.
Начало публикациям о состоянии здоровья И.В. Сталина положила газета «Правда» 4 марта 1953 года, напечатав Правительственное сообщение о его последней болезни. В последующие дни о ней подробно рассказывали Бюллетени за подписями лечащих врачей.
О других болезнях И.В. Сталина неоднократно, с цитатами из историй болезней, писали отечественные ученые и писатели[85].
Не отстают и иностранные авторы, например, А. Ноймар[86], который, несмотря на многочисленные ошибки, имеющиеся во многих местах его книги, достаточно правдоподобно приводит клиническую картину последних дней жизни Сталина.
Существует много легенд и мифов вокруг не только здоровья и болезней вождя, но даже вокруг истории его болезни— единственного документа, который по определению должен был бы давать объективную картину патогенеза, анамнеза и тактики лечения болезней Сталина. Например, нередко можно встретить заявление, что таковой вообще не существует, а если и существует, то содержательная часть большинства записей в ней фальсифицирована в последующие годы, когда Сталин подвергался всестороннему шельмованию. Однако история болезни Сталина существует, она хранилась в Особой папке Политбюро ЦК КПСС, а с 1991 года в Архиве Президента Российской Федерации, и после снятия с нее грифа «Секретно» в ноябре 1999 года— в Российском государственном архиве социально-политической информации (РГАСПИ) с реквизитами архивного хранения: Ф. 558, опись 4-11, ед. хр. 1482, 1538 и др. Другой вопрос, насколько она полна и отражает ли она объективную картину возникновения и течения тех или иных заболеваний, не было ли каких-то обстоятельств, которые могли воздействовать на медицинских работников отказаться от производства записей в истории болезни в целях сохранения в тайне информации о состоянии здоровья вождя?
Приведем пример одного из таких обстоятельств, вынуждавших лечащего врача отказаться от внесения в историю болезни необходимых записей о ходе лечения заболевания. И. Чигирин, всесторонне изучивший ныне доступную для исследователей историю болезней Сталина, обнаружил, что в ней отсутствуют порой даже упоминания о многочисленных заболеваниях, которые Сталин, со слов современников, лечащих врачей и близких людей, переносил. Приводит он, например, ситуацию, связанную с болезнью Сталина в феврале
1940 года, о которой лечащий врач-профессор И.А. Валединский упомянул в своих мемуарах.
«В воспоминаниях проф. И.А. Валединского сказано о болезни И.В. Сталина с 13 по 18 февраля 1940 года: «Температура — 38,1, насморк, кашель, в горле краснота и припухлость слизистой, общее недомогание, небольшое увеличение печени, жалобы на боли в горле, регионарные шейные железы увеличены, в легких свистящие хрипы». И.А. Валединский пишет, что больного он лечил вместе с Б. Преображенским. По датам совпадает с имеющимися анализами. Записи в истории болезни отсутствуют. Нет также подтверждений того, что в день начала войны 22 июня 1941 года у Сталина была сильнейшая ангина, которую якобы лечил Б. Преображенский»[87].
Небрежное упоминание автора вышеприведенной цитаты о болезни Сталина, «которую якобы лечил доктор Б. Преображенский»… в день начала войны 22 июня 1941 года, может ввести в заблуждение неискушенного читателя, который может сделать вывод, что вот еще одно свидетельство того, что никакой ангины у Сталина не было и он отказался от выступления по радио с обращением к народу вовсе не по причине тяжелейшего заболевания, а по какой-то иной (иным) причине (причинам). На самом деле профессор Б.С. Преображенский просто не имел права делать какие-либо записи о своем визите к больному Сталину в ночь с 21 на 22 июня
1941 года, поскольку Сталин потребовал от него сохранить в тайне информацию о его болезни, о чем сорок лет спустя, впервые поведал миру В. Жухрай, не понаслышке знавший все, что касается здоровья вождя[88].
Кстати, практически за все годы войны, если следовать записям в истории болезни, Сталин вообще не болел, поскольку за период с 5 января 1938 по 7 января 1944 года нет ни одной записи о болезнях и о проведенных медицинских осмотрах. Да и не могли они появиться по той простой причине, что состояние здоровья вождя — это совершенно секретная информация, за обладание которой вражеская разведка многое бы дала.
Нет в истории болезни Сталина записей и о перенесенных им после войны инсультах (инфарктах?), хотя по многочисленным публикациям их было не менее трех, по крайней мере, считается практически достоверным, что первый инсульт Сталин перенес накануне своего 70-летия в начале осени 1949 года.
Отсутствие подобных записей о перенесенных катастрофах со стороны сердечно-сосудистой системы Сталина может привести исследователей к неверным выводам относительно состояния здоровья вождя в последние годы его жизни. Похоже, это случилось и с самим И. Чигириным, который до тончайших подробностей изучил историю болезни Сталина, сделав при этом совершенно правильный, на его взгляд, вывод о том, что:
«Разными авторами приводились отрывочные сведения о болезнях И.В. Сталина. Эти болезни увязывали с определенными событиями в жизни страны, либо ими пытались объяснить и обосновать действия Сталина в тех или иных ситуациях. Но эти сведения не опирались на действительные факты, в результате чего выводы получались неверные.
Некоторые авторы утверждали, например, что проблемы с желудком начались у Сталина в 30-х годах и проецировали их на знаменитые процессы. Однако, по историям болезней, это не так.
Много писали и говорили об имевших место после войны у И.В. Сталина инфарктах и инсультах. В исследованных документах ни одного подтверждения этих болезней не обнаружено»[89].
В то же время исследователь обнаружил очевидные изъятия отдельных, порой многочисленных страниц из «Истории», что подтверждает известную версию о том, что кому-то потребовалось навсегда скрыть отдельные эпизоды из жизни Сталина, связанные с некоторыми заболеваниями. Казалось бы, что именно этим изъятиям и обязано отсутствие информации о перенесенных Сталиным инсультах (инфарктах), по крайней мере, о тяжелейшем инсульте 1949 года. Однако автор такую возможность категорически отрицает, рассуждая, как говорят в математике, «от противного».
«По логике вещей, записи врачей об инсультах и инфарктах, а также электрокардиограммы из историй болезней не должны были быть изъяты и уничтожены, т. к. (они. — А К.) весьма аргументированно и правдоподобно подтверждали бы версию последнего диагноза — инсульта. Но отсутствие этих свидетельств и тексты с резолюциями, правками и подписями, приведенные в Приложении, подталкивают к выводу, что, вероятно, этих тяжелых заболеваний при жизни у И.В. Сталина не было»[90].
В приложении к книге приводятся копии нескольких документов за 1932, 1936, 1937, 1945 и все последующие годы до 1953-го включительно с резолюциями Сталина на тех или иных документах с тем, чтобы показать неизменность уверенного почерка вождя в течение тридцати лет. Тем самым автор опровергает утверждения создателей кинофильма «Смерть Сталина» (РТР, 30 сентября 2006 года), что к концу жизни Сталин якобы с трудом писал крупными буквами, поддерживая одну руку другой. В фильме, между прочим, утверждается, что вождь перенес два инсульта после войны, и что графологи, исследуя почерк Сталина того периода времени, якобы «…установили, что так мог писать человек с нарушенной координацией движений, перенесший инсульты. Некоторые историки поддерживают версии «инсультов», чтобы изобразить Сталина немощным маразматическим стариком»[91].
Однако добросовестный исследователь оставшихся документов в истории болезни Сталина этим примером доказал всего лишь то, что авторы фильма использовали материалы исследования неких неведомых нам, недобросовестных графологов, либо то, что они сами все это и выдумали — не больше. А вот то, что могли быть изъятыми по чьей-то злой воле из истории болезни документы, подтверждающие эти заболевания вождя, он почему-то категорически отрицает. А ведь ход событий, последовавших после смерти вождя, как раз подталкивает именно к выводу, что кому-то очень хотелось представить Сталина в последние годы его жизни эдаким здоровяком, которого его же соратники умудрились отравить, притом весьма изощренным способом — путем имитации смертельной болезни — инсульта.
Стало своего рода литературным штампом приводить слова дочери Сталина Светланы Аллилуевой о внешне весьма здоровом облике отца перед кончиной: «Здоровье отца было, в общем, очень крепким. В 73 года сильный склероз и повышенное кровяное давление вызвали удар, но сердце, легкие, печень были в отличном состоянии. Он говорил, что в молодости у него был туберкулез, плохое пищеварение, что он рано потерял зубы, часто болела рука, покалеченная в детстве. Но, в общем, он был здоров. Сибирские сухие морозы оказались нетрудными для южанина, и во второй половине жизни его здоровье только окрепло. Неврастеником его никак нельзя было назвать: скорее ему был свойственен сильный самоконтроль»[92].
Однако воспоминания дочери Сталина можно назвать свидетельскими лишь с большой натяжкой, особенно ее утверждение о крепком здоровье отца к концу жизни. Став взрослой, Светлана жила своей жизнью, редко виделась с отцом, и ее воспоминания основаны скорее на сведениях, почерпнутых из разговоров лиц, окружающих отца, и слухов.
Изучая историю болезни, И. Чигирин обнаружил следы множественных изъятий, на одном из которых он остановился подробно, сделав предположительный вывод о сроках этого изъятия. Речь идет о болезни Сталина, случившейся в декабре 1946 года, когда он находился в очередном отпуске в Гаграх. Лечил его профессор Н.А. Копшидзе — известный в то время специалист по внутренним болезням, в частности, по кишечным расстройствам, которые часто преследовали Сталина особенно в послевоенные годы жизни. Ниже приводится краткая история этой болезни Сталина.
«За последние дни, до 6 декабря, тов. И.В. Сталин чувствовал общее недомогание. В ночь на 6 декабря, после значительного озноба, поднялась температура до 39,0; одновременно появились боли в области эпигастриума и по ходу тонких кишок, тошнота и общая слабость, вскоре к этим явлениям прибавились поносы, доходящие в сутки до 14 раз.
Объективно: пульс хорошего наполнения, ритмичный, 96 в минуту при температуре 38,4. Границы сердца нормальны, тоны слегка приглушены, без шумов. В легких всюду везикулярное дыхание, без хрипов.
Живот умеренно вздут, при пальпации болезненность в области эпигастриума и расположения тонких кишок, имеется урчание.
Печень увеличена, выходит из-под правого подреберья на два пальца, плотная с гладкой поверхностью, болезненна при пальпации.
Кровяное давление максимальное 155, минимальное 80.
В моче белок 0,033. Эритроциты 2–4 в препарате. Удельный вес 1016. Кал жидкий, без крови и гноя, но с значительной примесью слизи.
6-го и 7 декабря болезнь нарастала, 8-го наметилось постепенное уменьшение всех явлений, и к 9 декабря болезненные явления совсем прошли.
Терапия: кастор, масло 30,0, сульфадиазин, дисульфан, согревающий компресс на живот, диета строгая в первые дни с постепенным расширением в связи с улучшением болезненных явлений.
Диагноз: острый гастроэнтерит, миодистрофия сердца, хронический гепатит, атеросклероз.
Соблюдение диеты, — преимущественно молочно-расти-тельной, мясо в умеренном количестве, из спиртных напитков только легкое столовое вино в количестве 100–150 грамм в сутки.
Чаще пользоваться свежим воздухом, но остерегаться простуды.
Послеобеденный отдых от 6–8 часов вечера.
Прекращение работы ночью после 1 часа ночи.
Ежегодный отдых на юге, на берегу моря, минимум 2 месяца.
Заслуженный деятель науки профессор Кипшидзе»[93]
Однако при этом в истории болезни отсутствуют результаты бактериологических исследований, что весьма странно, поскольку такое светило по внутренним болезням, как профессор Н.А. Кипшидзе, просто никак не мог допустить подобного промаха, тем более в отношении такого важного пациента, как И.В. Сталин. Да он и сам упоминает о результатах анализов.
Проявив незаурядные способности исследователя-криминалиста, И. Чигирин сумел обнаружить следы ранее подшитых, но почему-то впоследствии изъятых результатов бактериологических анализов. Впрочем, предоставим ему слово:
«Краткая история болезни напечатана на пишущей машинке через полтора интервала на двух листах желтоватой мелованной бумаги, на которой имеются следы от металлических скрепок и от отверстий многократно примененных степлеров. На обратной стороне в верхней части первого листа справа и на втором листе вверху слева видны вертикально расположенные, совпадающие друг с другом, одинаковые прямоугольные следы размером 110 x 150 мм темно-желтого цвета. Вероятнее всего на этом месте находились листы (или лист) с результатами анализов.
По мнению специалистов, такие следы могут оставаться от длительного (в течение 10 и более лет) соприкосновения белой бумаги с грубой, плохого качества бумагой из-за выделения ею остатков реактивов, примененных при ее изготовлении. Именно из такой бумаги делали в то время бланки анализов.
Н.А. Кипшидзе был вызван к пациенту не случайно. С учетом того, что он был специалистом по внутренним болезням и, в частности, по кишечным простейшим, анализов не могло не быть. Но от них остались лишь следы. Зачем были изъяты листы с результатами анализов?
Если к 1946 году прибавить 10 лет, то попадаем в 1956 год. Разгар «разоблачения культа личности». Сам факт изъятия листа (листов) свидетельствует о том, что над историями болезни работали и во второй половине 50-х годов»[94].
И после столь убедительного доказательства факта «работы» в последующем над историей болезни Сталина, автор этого «открытия» с упорством, достойным иного применения, продолжает настаивать на том, что никаких инсультов (инфарктов) у Сталина никогда не было, поскольку в истории болезни нет упоминаний об этих заболеваниях.
Так, упоминая о том, что Сталин отсутствовал в Москве с 9 октября по 17 декабря 1945 года, пропустив при этом даже первый послевоенный парад, посвященный 28-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции, автор исследования пишет:
«Многие исследователи и авторы, мотивируя отсутствие Сталина в Москве с 9 октября по 17 декабря 1945 года, настаивают на том, что его срочный выезд на отдых связан с внезапно случившимся инсультом. Но здесь к месту напомнить о встрече Сталина в Гаграх с Гарриманом, представителем президента США Трумена, которая состоялась 24 октября 1945 года. Сталин встретил Гарримана на пороге своего дома. Американец не мог бы не увидеть болезни Сталина или ее следов и не поведать о ней миру, если бы она имела место.
Записей об этой болезни в медицинских документах нет. Как говорилось выше, с учетом последнего диагноза — инсульта — они не должны были быть уничтожены, т. к. являлись бы логическим завершением имевшихся у больного заболеваний, если бы они были на самом деле.
Вполне допустимо предположить, что столь длительное отсутствие Сталина в Москве явилось его естественным желанием отдохнуть после титанической работы во время войны, которая отпусков не давала»[95].
С последним предположением автора, что Сталин решил (или за него решили соратники) отдохнуть «…после титанической работы во время войны…», вполне солидарны, тем более, что нам не удалось обнаружить публикаций, в которых утверждалось бы, что первый послевоенный инсульт случился у Сталина в октябре 1945 года. Насколько нам известно, все «исследователи и авторы» сходятся на том, что он случился именно в сентябре 1949 года, тем более что об этом свидетельствует В. Жухрай.
В том-то все и дело, что кому-то очень хотелось не искать в истории болезни Сталина предысторию его последнего, смертельного инсульта, а, как раз напротив, представить дело так, что практически здоровый Сталин был изощренным образом отравлен. В таком случае все возможные свидетельства о предыдущих сердечно-сосудистых катастрофах вождя будут серьезной помехой для реализации задуманного плана по поиску того демона, что сумел отравить Сталина.
О том, что материалы, свидетельствующие о перенесенных Сталиным инсультах и инфарктах, из истории болезни изъяты, свидетельствует следующий факт, приведенный в книге И. Чигирина. Он обнаружил, что кроме трех электрокардиограмм (ЭКГ), сделанных во время реанимационных процедур 2–5 марта 1953 года, в истории болезни сохранилась всего лишь одна ЭКГ, сделанная 9 сентября 1926 года. То есть, за всю жизнь Сталину было сделано всего четыре электрокардиограммы, что немало удивило самого исследователя, говорившего о нецелесообразности изъятия документов из истории болезни, свидетельствующих о перенесенных Сталиным инсультах (инфарктах). В «единственность» такой прижизненной ЭКГ он никак не мог поверить, тем более, что ранее упомянутый профессор И.А. Валединский в своих мемуарах упоминает об ЭКГ, сделанной Сталину в 1927 году. Мало того, что и эта ЭКГ в истории болезни отсутствует, в ней нет ни одной ЭКГ, снятой у Сталина за 26 лет до 2 марта 1953 года.
В доказательство того, что такого не могло случиться по определению, автор приводит выписку из истории болезни некоего пациента Лечебно-Санитарного Управления Кремля, которому за четыре года было сделано 6 ЭКГ, в то время как Сталину за 26 лет ни одной. И, опровергая самого себя, автор вынужден был признать, что «остальные электрокардиограммы (за исключением ЭКГ от 9 сентября 1926. — А.К.) из истории болезни, вероятно, изъяты для невозможности их сравнения с теми, которые имеются (т. е. сделанными Сталину уже в бессознательном состоянии. — А.К.)»[96].
Стало быть, изъяты ЭКГ, которые могли бы свидетельствовать о ранее перенесенных Сталиным инсультах (инфарктах), тем самым исследователь косвенно подтверждает, что такие заболевания имели место быть.
Болезни, недомогания, травмы преследовали Сталина с детских лет. В семилетнем возрасте он переболел оспой.
С этого времени на лице Сталина сохранились явные следы этой тяжелой болезни. Это он считал своим большим физическим недостатком.
Близкие к Сталину люди и прежде всего дочь его Светлана отмечали, что незадолго до смерти его лицо необычно порозовело, как явный признак того, что Сталин бросил курить. Однако истинной причиной, скорее всего, было обострение гипертонической болезни. До этого у него был землистый цвет лица, на лице виднелись следы от оспы на лбу, щеках, носу, подбородке и шее. У глаз виднелись две довольно заметные родинки.
К другим физическим недостаткам Сталин относил непропорционально длинные и узкие ступни ног, а также сросшиеся второй и третий пальцы на левой ноге. Но это физические недостатки, которые незаметны для окружающих. А вот плохо разгибающуюся в плече и локте левую руку скрыть было практически невозможно.
Это объясняют по-разному. Одни утверждали, что рука искалечена в результате ранения, которое он получил во время дерзкого нападения с группой боевиков в Тифлисе на банковский экипаж. Но более распространенная версия, которую он сам изложил второй жене Надежде Аллилуевой в 1917 году, а через несколько лет и кремлевским врачам, и которую усвоили некоторые его соратники, заключалась в том, что он якобы в шестилетнем возрасте попал под колеса фаэтона. В результате ранения на локте образовалось нагноение, которое привело к ограничению движения руки. Злые же языки утверждали, что ребенку руку повредил в пьяном угаре отец.
Вопреки мнению дочери и иных исследователей и биографов вождя о «могучем сибирском здоровье» Сталина, он очень часто и нередко очень тяжело и долго болел, его постоянно мучили сильные мышечные боли и боли в суставах, сковывающие движение. Для внесения ясности по вопросу о состоянии здоровья Сталина на протяжении всей его жизни очень интересно обратиться к «Хронологии болезней» с 1884 по 1953 год, впервые реконструированной И. Чигириным и приведенной в Приложении. «Хронология» составлена на основании сохранившихся медицинских карт, выписок из историй болезней (в том числе и из последней), результатов различных анализов, обследований и вскрытия трупа. Первая запись относится к 26 марта 1921 года, когда ему сделали операцию по поводу аппендицита, последняя — акт патологоанатомического вскрытия. Все, что происходило с его здоровьем до 1921 года, было записано со слов самого Сталина или было выявлено в ходе объективных исследований. Позже были найдены полицейские архивные материалы с описанием анатомических особенностей молодого революционера Coco Джугашвили (Кобы), подтвердившие результаты таких исследований.
Было отмечено, что у сорокалетнего Сталина увеличено сердце и что он перенес в детстве малярию. Когда это произошло точно, неизвестно. В феврале 1909 года, в ссылке, в вятской земской больнице Сталин перенес возвратный тиф, а в 1915 году, опять же в ссылке в Сибири, в Туруханском крае— суставный ревматизм, который периодически обострялся, чередуясь с острыми вспышками ангины и гриппа. Первый раз тифом он заболел еще в младенческом возрасте. Говорят, что от тифа тоже в младенческом возрасте умер его старший (второй) брат Георгий.
От перенесенного тифа у Сталина всю оставшуюся жизнь были проблемы с желудком, поскольку у людей, переболевших брюшным тифом, как правило, появляются язвы на стенках желудка. Не явилось ли желудочное кровотечение, появившееся в ходе реанимационных манипуляций 4–5 марта 1953 года, отдаленным эхом этого тяжелейшего заболевания?
Туберкулезом Сталин заболел еще до революции. Говорили, что первая жена Сталина Екатерина Сванидзе умерла или от тифа, или от скоротечного туберкулеза. Это вполне возможно, поскольку этими инфекционными заболеваниями в царское время и особенно на окраинах России зачастую болели целыми семьями. Предполагают, что туберкулезом Сталин заболел в одной из ссылок. В то же время, как со слов Сталина записал французский писатель А. Барбюс, сухие и сильные сибирские морозы якобы благоприятно подействовали на его организм, что привело к резкому улучшению здоровья. Во всяком случае, как это следует из «Хронологии», в 1926 году у Сталина был зафиксирован застарелый, но уже не активный туберкулез.
Посмертное вскрытие показало, что в правом легком произошли сильные патологические изменения. По этой причине Сталин даже на трибуне говорил очень тихо и без микрофона старался не выступать. В последние месяцы жизни его стала мучить такая сильная одышка, что он, заядлый курильщик, отказался от этой привычки.
Но если тиф и туберкулез — остроинфекционные заболевания, то суставный ревматизм — это весьма распространенное хроническое заболевание, которое чаще всего начинается в детстве и в подростковом возрасте, затем постепенно развивается и заметным для окружающих становится в зрелые годы. В 1904 году, когда Сталину было 25 лет, полицейские отметили в качестве «особой приметы»: движение левой руки ограничено вследствие устарелого вывиха».
Сталин в первый раз обратился по этому поводу к кремлевским врачам в 1923 году, когда ему был поставлен диагноз— «ревматический полиартрит». А в 1926 году в его истории болезни появилась запись: «Хронический ревматический процесс в области левой верхней конечности. Мышцы левого плеча и предплечья слегка атрофированы, болезненны. Неполные движения в левом локтевом суставе. Болезненность в точке Эрба». По тому, какую причину назвала С. Аллилуева по поводу болезни левой руки Сталина, можно судить о том, насколько точно она была осведомлена о здоровье, вернее, о болезнях своего отца. Не в пример дочери, соратники вождя знали о здоровье вождя гораздо больше. Так, А. Микоян рассказал в своих мемуарах о таком эпизоде: «Сталин вышел из кабинета с перевязанной рукой. Я это увидел впервые и, естественно, спросил, что с ним. «Рука болит, особенно весной. Ревматизм видно. Потом проходит».
На вопрос, почему он не лечится, ответил: «А что врачи сделают?» У него было скептическое отношение к врачам и курортам. До этого он один раз отдыхал в Нальчике, в небольшом домике, без врачебного надзора».
По рекомендации врачей, к которым он все же обратился, Сталин, начиная с 1923 года, регулярно ездил на курорты Крыма и Кавказа, где проводил не менее одного, а то и двух месяцев в году и лечился, главным образом, минеральными ваннами. Кроме военных лет, он будет ездить на эти курорты постоянно, не только из желания отдохнуть от государственных дел, а по необходимости. Однако лечение и курорты не приведут к радикальным улучшениям здоровья. Болезнь медленно прогрессировала. В 1926 году кремлевские врачи фиксируют уже не только боли в мелких суставах рук и ног, а отмечают, что наблюдается небольшая атрофия мышц левого предплечья. Жалобы на общую усталость, на боль в пальцах левой руки и на новую напасть — изнурительный понос (диарея).
В августе 1927 года, находясь на отдыхе в Сочи, Сталин перенес тяжелейшую форму ангины, являющейся следствием обострения ревматических явлений. Впоследствии рецидивы заболевания ангиной стали постоянными спутниками жизни Сталина. Так, острая форма фолликулярной ангины развилась у Сталина в ночь с 21 на 22 июня 1941 года, тогда он вынужден был на 2–3 дня отойти от активной деятельности, что породило известный миф о сталинской «прострации».
Врачи считали, что левая рука Сталина была, скорее всего, поражена вследствие системного аутоиммунного заболевания— «ревматоидный полиартрит», а не травмирована вследствие ранения, полученного в детстве. Хотя мифический фаэтон, под который, со слов самого Сталина, он попал в детстве, и мог быть вполне реальным событием, но вряд ли это «происшествие» могло иметь столь серьезные и отдаленные последствия.
Рука все более теряла подвижность и постепенно слабела. Ее суставы распухали и краснели, Сталин чувствовал постоянный хруст в коленях, в области лопатки и в шее при повороте головы. К 1928 году левая рука Сталина была уже в два раза слабее правой.
То есть, налицо все признаки последствий грозного заболевания, эффективных способов лечения которого не найдено до сегодняшнего дня.
В 1923 году Сталин впервые пожаловался на то, что забывает имена, когда устает. В то же время у него стали случаться головокружения. Поскольку Сталин счел нужным сообщить об это врачам, следовательно, процесс зашел уже так далеко, что самостоятельно он не мог с ним справиться. 24 марта 1923 года врачи впервые записали в истории болезни — «неврастения».
«Сталин был очень эмоциональным и, видимо, нервным человеком, но прекрасно умеющим держать себя в руках. Эта бросающаяся всем в глаза и сознательно подчеркиваемая внешняя неторопливость и сдержанность создавали в глазах окружающих впечатление о человеке какой-то удивительной стабильности и уверенной силы»[97]. Безусловно, Сталин великолепно владел своими эмоциями, но неврастения уже не оставляла его до конца жизни. Почти все близкие, наблюдавшие его в повседневной жизни, вспоминали, что дома Сталин мог подолгу угрюмо молчать, грубо обрывал любые попытки вступить с ним в контакт. Приступы неврастении, указывают на то, что у Сталина были проблемы и с психикой, о чем говорит патологическая подозрительность, особенно сильно проявившаяся к концу его жизни.
Общеизвестно, например, что Сталин постоянно боялся быть отравленным. По свидетельству Троцкого, если в первые генсековские годы Сталину, как и всем членам правительства, приносили еду из столовой Совнаркома, то через несколько лет он из страха отравления стал требовать, чтобы готовили пищу дома. Тогда же он перестал покупать лекарства в кремлевской аптеке на свое имя. Скорее всего, эти требования совпали по времени с подозрительными затяжными расстройствами кишечника, которые его стали периодически мучить, по крайней мере, с 1926 года.
Получила широкое распространение легенда, что в декабре 1927 года Сталина осмотрел известный психоневролог академик В.М. Бехтерев и неосмотрительно дал заключение, что пациент страдает «паранойей». Вскоре академик якобы был отравлен, что впоследствии увязали с его визитом к Сталину. До сегодняшнего дня в истории отравления академика нет ясности, тем более, что свою долю сумятицы в этом вопросе внесла его внучка, тоже академик медицины, Наталья Петровна Бехтерева, длительное время возглавлявшая Институт мозга Академии медицинских наук СССР. Одно время она поддерживала версию заказного убийства своего дедушки в качестве расплаты за поставленный диагноз Сталину. Поскольку в дальнейшем она от своих слов отказалась, сославшись на то, что ее якобы вынудили к этому признанию, ситуация зашла в тупик. Впрочем, приведем ее запоздалое раскаяние, прозвучавшее в интервью газете «Аргументы и факты»:
«Это была тенденция: объявить Сталина сумасшедшим, в том числе с использованием якобы высказывания моего дедушки, но никакого высказывания не было, иначе бы мы знали. Дедушку действительно отравили, но из-за другого. А кому-то понадобилась эта версия. На меня начали давить, и я должна была подтвердить, что это так и было. Мне говорили, что они напечатают, какой Бехтерев был храбрый человек и как погиб, смело, выполняя врачебный долг»[98].
Современные исследователи расходятся во мнении о том, существовал ли вообще сам факт встречи академика Бехтерева со Сталиным, другие утверждают обратное. Так Б. Красильников, не указывая достоверных документальных источников[99], решительно заявляет, что нынче «уже по-другому выглядит получившая широкую огласку история, связанная с крупнейшим отечественным психиатром и невропатологом академиком В.М. Бехтеревым. Не исключено, что он действительно был отравлен по приказанию Сталина, после того как побывал у него в декабре 1927 года и дал поспешное заключение — паранойя. Видимо, старый профессор подзабыл, что не всякому пациенту нужно ставить такой диагноз. Да и вряд ли он был безошибочный. Профессор Валединский, написавший свои воспоминания к 70-летию вождя, то есть в 1949 году (скорее всего на основании сохранившихся у него курортных медицинских карт или дневниковых записей) нарочито подчеркнул, что проведенное в Сочи летом 1927 года обследование «…показало, что организм Сталина вполне здоровый, обращало внимание его бодрое настроение, внимательный живой взгляд». Иначе говоря, он подчеркнул хорошее, по его мнению, психическое состояние пациента. Летом 1928 года (после смерти Бехтерева) Валединский пригласил к Сталину для участия в консилиуме двух крупнейших специалистов: невропатолога В.М. Верзилова и терапевта А.В. Щуровского, которые отметили, что Сталина продолжали мучить все те же болезни. А именно: общая усталость и переутомление, боли в плече и пальцах левой руки, особенно при тряске в автомобиле, бессонница, частые инфекции (стрептококковые ангины с температурой 39–40 градусов), а самое главное, изнуряющие поносы, которые становятся постоянными спутниками жизни Сталина».[100]
То есть, автор пытается убедить читателя, что профессор Валединский предпринял решительные меры по дезавуированию диагноза «паранойя», все-таки поставленного академиком Бехтеревым.
В то же время И. Чигирин решительно заявляет, что вся эта история с диагнозом академика Бехтерева высосана из пальца во времена злобного гонения и политического суда, устроенного Хрущевым над Сталиным: «Если помните, был в ходу… впечатляющий миф: Сталин — параноик! Причем настолько ведь авторитетно подавалось! Ссылались не на кого-нибудь, а на самого В.М. Бехтерева — выдающееся светило психиатрической науки. Дескать, потому его и отравили…»[101] Однако при этом убедительных доказательств своего заключения автор также не приводит, ссылаясь на все то же интервью академика Н.П. Бехтеревой газете «АиФ».
Истина, скорее всего, лежит где-то посередине: визит академика Бехтерева к Сталину, конечно, был, а вот какой диагноз он поставил — это не должно было стать достоянием гласности и было известно лишь узкому кругу лиц. С академика, скорее всего, было взято обязательство не разглашать ставшие известными ему сведения о состоянии здоровья важного пациента. Подтверждением этому служат как раз мемуары профессора Валединского, который очень аккуратно обходит вопрос о пресловутом диагнозе, убеждая будущих читателей в этом так убедительно, что догадливый читатель должен убедится в обратном. Наступила ли скоропостижная смерть академика Бехтерева как следствие его неосторожного диагноза — это загадка в духе «Моцарта и Сальери» так и останется тайной на века. При этом, следует особо подчеркнуть, что серьезные исследователи этого феномена неизменно подчеркивают, что В.М. Бехтерев, врач старой выучки и высочайшего уровня научной добросовестности и врачебной этики, не мог дать столь серьезный диагноз скоропалительно, по результатам одного-единственного визита к пациенту и короткой аудиенцией у него, а уж тем более не мог бы обнародовать такое заключение.
Так, писатель И. Губерман в своей книге «Бехтерев: страницы жизни» (1977) пишет: «Бехтерев умер неожиданно и быстро. Настолько неожиданно и быстро (отравился консервами поздно вечером, а ночью его уже не стало), что возникла легенда, будто кто-то отравил его специально ради неразглашения тайны диагноза, поставленного им на приеме у Сталина.
Это легенда оказалась чрезвычайно живучей, несмотря на полное отсутствие подтверждений».
Подтверждений нет, но нет и ответа на ряд других вопросов, связанных с этой историей. Во-первых, кто и зачем направил академика на осмотр генсека? Во-вторых, почему на это согласился сам Сталин? Но самое главное — никто и никогда не отмечал при его жизни признаков душевной болезни. Паранойя — это не неврастения, которой безусловно Сталин страдал. Будь хотя бы малейшие признаки паранойи у Сталина, геббельсовская пропаганда неминуемо раздула бы этот факт на весь белый свет.
Геббельс не решился, а наша пропаганда в период горбачевской «перестройки и гласности» сумела убедить многомиллионную советскую аудиторию, что великий психолог и психиатр, физиолог и невропатолог академик В.М. Бехтерев с первого взгляда поставил диагноз, как отрубил: «Параноик!» Как не вспомнить известное изречение: «Чудны дела Твои, о Господи!»
К сожалению, основным доказательством тех или иных фактов, связанных со здоровьем Сталина, для И. Чигирина является наличие или отсутствие соответствующих записей, сделанных лечащими врачами в истории болезни вождя. Выше уже приводились его утверждения, что проблемы с желудком и кишечником не могли возникнуть у Сталина в 30-х годах, как утверждают многие исследователи и биографы (в чем мы уже убедились), поскольку по истории болезни это не так. Действительно, если обратиться к «Хронологии», то увидим, что впервые явления «гастроэнтероколита» зафиксированы профессором Кипшидзе лишь в декабре 1946 года. Следующая запись, свидетельствующая о перенесенном Сталиным заболевании дизентерией, сделана в период с 26 марта по 18 июля 1947 года, когда больной лечился сульгином по методике заслуженного врача А.Н. Бузникова.
В то же время, как отмечено выше, профессор Валединский авторитетно утверждает, что изнуряющие поносы, ставшие постоянными спутниками жизни Сталина, начали преследовать его уже в 1928 году. Курорты, где Сталин лечил свои болезни желудочно-кишечного тракта, приносили лишь временное облегчение. Именно эти болезни, вызывающие расстройство желудка и кишечника, породили подозрение у Сталина, что они связаны с возможными покушениями на его жизнь, осуществляемые через лечащих врачей. Эти подозрения закрались в его сознание с начала тридцатых годов и преследовали вождя всю оставшуюся жизнь, дважды породив так называемое «дело врачей». Сталин не доверял врачам, часто менял их, а в конце жизни вообще остался практически без постоянного квалифицированного наблюдения за своим здоровьем, хотя эти утверждения не являются бесспорным фактом, и нуждается в доказательствах (в предыдущей главе мы такие доказательства приводим).
Подозрения, что проблемы с желудком как-то связаны с «происками» врагов Сталина, странным образом совпадают с периодическими осложнениями внутренней или внешней ситуации в стране и мире. Именно по этой причине И. Чигирин, как мы выше убедились, решительно отвергает очевидные доводы профессора Валединского, что изнурительная диарея преследовала Сталина с конца 20-х годов.
В 1934–1936 годах одним из постоянных лечащих врачей Сталина был терапевт М.Г. Шнейдерович. После 1953 года, отсидев в тюрьме, Шнейдерович вспоминал, как его пациент до войны любил иногда «пошутить». Сталин как-то спросил врача: «Доктор, скажите, только говорите правду, будьте откровенны: у вас временами появляется желание меня отравить? Растерянный врач молчал. Тогда Сталин сокрушенно замечал: «Я знаю, вы, доктор, человек робкий, слабый, никогда этого не сделаете, но у меня есть враги, которые способны это сделать». Профессор Валединский, лечивший Сталина от мышечных болей и ангин с промежутками в 1926–1931 годы, а затем в 1936–1940 годах, вспоминал, что 5 января 1937 года во время застолья по случаю очередного выздоровления Сталин «говорил об успехах советской медицины и тут же сообщил нам, что среди врачей есть и враги народа: «О чем вы скоро узнаете». Это разговор состоялся накануне процесса Бухарина[102].
Действительно, вскоре все «узнали», что в кремлевской больнице «орудовала» группа врачей, способствовавшая преждевременной кончине некоторых государственных и партийных деятелей, например, В.В. Куйбышева и пролетарского писателя М. Горького. Были высказывания, что завербованные иностранными спецслужбами высокопоставленные медицинские работники были причастны ранее к смерти М.В. Фрунзе и Ф.Э. Дзержинского. Как известно, первый «врачебно-бухаринский» процесс 1938 года закончился расстрелами и приговорами к длительным сроком заключения целой группы известных врачей. Среди прочих расстреляли профессоров И.Н. Казанова и Л.Г. Левина, к десяти годам приговорили профессора Д.Д. Плетнева, а затем расстреляли и его.
Б.Н. Красильников пишет, что: «Сталин особенно опасался руководителей советской тайной милиции. Он говорил, что Ежов, сменивший Ягоду, прослушивает его телефонные разговоры и собирает на него досье. В последние годы, как единодушно считали Хрущев, Микоян, Молотов и другие, он очень опасался Берии, который якобы тоже собирал материалы, и, как недавно установили в результате реконструкции кремлевского кабинета Сталина, спецслужбы действительно прослушивали вождя. Так что это могли быть вполне реальные опасения.
Все-таки выраженной душевной болезни у Сталина не было. Но у него был «букет» из физиологических и невротических заболеваний.
Сталина по нескольку раз в году изводили инфекционные болезни. После вскрытия обнаружилось, что у него были еще и спайки в области кишечника. Они тоже могли давать ощущения внутреннего напряжения и постоянного дискомфорта. Болезни подстегивали подозрительность. Подозрительность обостряла приступы неврастении. Все чаще преследовали мысли о возможных покушениях и смерти. Он опасался за свою жизнь. И этот страх приводил его в невероятную, сверхчеловеческую жестокость»[103].
Война еще сильнее обострила все проблемы. К ним добавились невралгические боли не только в области левой руки, но и в левой части нижней челюсти, и опять грипп с простудами и кашлем, ангины. Особенно тяжелыми были для него послевоенные 1946–1947 годы. У Сталина несколько раз начинались катастрофические расстройства желудка с позывами по 14–20 раз за день при очень высокой температуре. На этот раз был назван еще один диагноз — хроническая дизентерия. А к уже имевшимся болезням прибавился хронический гепатит (опять инфекционное заболевание(І), атеросклероз, миодистрофия сердца).
Расстройства давно стали привычными, а явных признаков отравления врачи не находили. Сталин упорно подозревал окружающих, виновных в плачевном состоянии своего здоровья. Круг лиц, допущенных к нему, был крайне ограничен, а вся обслуга и охрана находилась под особым контролем. Он не переставал подозревать и некоторых своих ближайших соратников, например, Микояна и Молотова.
После XIX съезда Молотов и Микоян не были допущены в новый высший партийный орган — Бюро Президиума ЦК. Незадолго до смерти Сталин перестал их приглашать на свои ночные посиделки, намекая, что они «американские шпионы». Понятно, что эти подозрения Сталина были явным плодом его болезненной подозрительности, но и дыма без огня не бывает. Как уже было показано, Молотову приходилось страдать за грехи своей жены Полины Жемчужины, а Анастас Иванович Микоян, несмотря на внешние проявления своей беспредельной преданности вождю, всю свою сознательную жизнь смертельно ненавидел Сталина.
Энвер Ходжа в свое время недвусмысленно заявил, что А. Микоян признавался ему о своем участии в разработке плана покушения на Сталина: «…сам Микоян признался мне и Мехмету Шеху, что они с Хрущевым планировали совершить покушение на Сталина.
Микоян вел разговор таким образом, чтобы создать у нас впечатление, будто они сами стояли на принципиальных, ленинских позициях и боролись с отклонениями китайского руководства. Микоян, в частности, привел в качестве доводов ряд китайских тезисов, которые, действительно, и на наш взгляд, не были правильными с точки зрения марксистско-ленинской идеологии. Так, Микоян упомянул плюралистическую теорию «ста цветов», вопрос о культе Мао, «большой скачок» и т. д. И у нас, конечно, насчет этого были свои оговорки в той степени, в какой нам были известны к тому времени конкретная деятельность и практика Коммунистической партии Китая.
— У нас марксизм-ленинизм, и никакая другая теория нам не нужна, — сказал я Микояну, — а что касается концепции «ста цветов», то мы ее никогда не принимали и не упоминали.
Между прочим, Микоян говорил и о Мао и, сравнивая его со Сталиным, отметил:
— Единственная разница между Мао Цзэдуном и Сталиным в том и состоит, что Мао не отсекает голову своим противникам, а Сталин отсекал. Вот почему, — сказал далее этот ревизионист, — мы Сталину не могли возражать. Однако вместе с Хрущевым мы подумали устроить покушение на него, но бросили эту затею, опасаясь того, что народ и партия не поймут нас…»[104]
По свидетельству В. Жухрая на поминальном ужине, устроенном в Кремле после похорон И.В. Сталина, подвыпившие А. Микоян и Н. Булганин пустились плясать «барыню», подвязав голову носовыми платками. По-видимому, напряжение последних лет, когда соратники Сталина ожидали своей неминуемой трагической участи, которую они в мыслях вынашивали по отношению к Сталину, спало и ситуация разрешилась таким счастливым для них образом, что они забыли и о своем высоком положении, и о том, где и по какому случаю они находятся.
Как следует из вышеизложенного, болезненные состояния преследовали Сталина всю жизнь и к своему 70-летию это был тяжело больной человек. Так, Светлана, дочь Сталина в день рождения отца 21 декабря 1952 года отмечала:
«…Он плохо выглядел в тот день. По-видимому, он чувствовал признаки болезни, может быть, гипертонии, так как неожиданно бросил курить и очень гордился этим — курил он, наверное, не меньше пятидесяти лет».
Светлана обратила внимание и на то, что у отца изменился цвет лица. Обычно он всегда был бледен. Сейчас лицо стало красным. Светлана правильно предполагает, что это был признак сильно повышенного кровяного давления. Осмотров Сталина уже никто не проводил, его личный врач был в тюрьме.
В это время Сталина постоянно мучили простуда, гипертония, атеросклероз, грипп, понос, рвота, температура. В 1951–1952 годах здоровье Сталина резко ухудшилось.
Он много болел всю жизнь и волей-неволей должен был привыкнуть к своим тяжелым хроническим недугам. Но и о скорой смерти он явно не задумывался, поскольку наметил претворить в жизнь свой грандиозный замысел по реформированию властной структуры в стране.
По иронии судьбы, именно эти планы, которые для своей реализации требовали не только определенного времени, но и недюжинного здоровья главного реформатора, породили миф о «богатырском», здоровье вождя, готовившего страну к очередным масштабным испытаниям. А «документальным» подтверждением этого мифа явилось как раз отсутствие документов в истории болезни Сталина, свидетельствующих о грозных заболеваниях, перенесенных вождем.
источник