Безжалостная черная оспа уносила во время эпидемии тысячи, а иногда и миллионы жизней. Переболевшие ей оставшиеся в живых счастливчики до конца своих дней носили на теле шрамы от гнойных пузырей. Многие лишались зрения. Эдвард Дженнер предложил защиту от оспы, которая заключалась в вакцинации против этого тяжелого заболевания.
Эдвард Дженнер родился в 1749 году в мае. В семье священника он был третьим ребенком. Медициной Эдвард заинтересовался еще в детстве, и уже в 12 лет стал учится на хирурга и постигать ее основы, занимаясь анатомией. Очень быстро он стал практиковать в больнице.
Переехав в 1770-м в Лондон, Эдвард завершил свое медицинское образование. Знаменитый хирург помог ему овладеть всеми тонкостями этой профессии, и уже в 32 года Дженнер стал компетентным профессионалом. В 1788 году он женился и обосновался в поместье Беркли. А в 1792-м Университет Святого Эндрю присвоил ему медицинскую степень.
Помимо медицины Дженнер интересовался также натуралисткой и естествознанием. Но самым главным достижением его жизни было открытие вакцины, создающей иммунитет к оспе, которая в то время была такой же страшной, как чума и холера.
Прививка против этой болезни существовала и раньше. Биоматериал от больного человека вводили здоровому. Этот процесс носил название «вариоляция». Процедура часто проходила с осложнениями, пациенты долго болели. Эдварда тоже привили в детстве таким образом, и он на себе испытал мучительные последствия вариоляции.
В основу исследований Дженнера легло крестьянское поверье, что переболевшие коровьей оспой люди уже не заражаются черной оспой либо легко переносят ее. Все свое свободное время он посвящал исследованиям этого феномена, и наконец нашел подтверждение данной теории.
Теория требовала подтверждения практикой. На себе испытать действие вакцины Дженнер не мог из-за проведенной в детстве вариоляции. Он долго мучился, прежде чем решился рискнуть чьей-то жизнью. Но важность открытия одержала верх. В 1796-м Эдвард ввел содержимое пузырьков коровьей оспы 8-ми летнему Джеймсу Фиппсу. А когда эта болезнь отступила, Дженнер сделал на его руках надрезы и потер их зараженной черной оспой материей.
Организм Джеймса никак не отреагировал на поступление в организм смертельно опасной инфекции. Это означало, что найдено действенное средство для предупреждения тяжелейшей болезни. В дальнейшем Дженнер был очень привязан к мальчику и даже подарил ему дом с садом.
Два года спустя после проведения первой вакцинации ученый опубликовал результаты своих исследований и экспериментов, распространяя таким образом сведения об успешной вакцинации и методах ее проведения. Открытие Дженнера оценили во всем мире. Многие научные Европейские сообщества приняли его в свои ряды.
В 1803-м были созданы Институт оспопрививания (Дженнеровский) и Королевское Дженнеровское общество. Эдвард Дженнер стал первым их руководителем, пожизненно оставаясь на этой должности.
Правительство Великобритании также высоко оценило это открытие, наградив ученого в 1806 году премией в 10 тыс. стерлингов, а через 2 года – в 20 тыс. стерлингов. Оксфорд присвоил ему в 1813-м ученую степень доктора, его признали почетным гражданином Лондона, что подтверждал диплом, отделанный бриллиантами. А российская императрица отправила Дженнеру драгоценный перстень вместе с благодарственным письмом. В его честь была даже выбита медаль.
Спустя 40 лет после первой удачной вакцинации вариоляцию в Великобритании вообще запретили. А в 1853-м вакцинация посредством прививки коровьей оспы стала делаться всем в обязательном порядке.
Не всем пришлось по душе это открытие. Даже многие ученые того времени отнеслись к нему отрицательно. Брошюры с исследованиями и техникой проведения вакцинаций ученый долгое время выпускал на свои средства. Выступали против этого метода защиты от оспы и представители церкви, ссылаясь на Божью волю.
Но болезнь была очень страшной, и многие люди стали прибегать к вакцинации, чтобы уберечься от нее. Ее применяли среди английских и французских военных, а на Сицилии прибытие вакцины было встречено Крестным ходом. Последнее заболевание черной оспой зафиксировали в 1977 году, а с 1980-го болезнь побеждена полностью.
Эдвард Дженнер умер в 1823 году. Ему, отцу иммунологии, в 1862 году поставили памятник на Трафальгарской площади. Но противники вакцинации добились его переноса в Кенсингтонские сады, где памятник находится и сейчас.
А в 1996 году в тротуар вмуровали табличку, описывающую заслуги ученого перед человечеством. Его имя носят улицы, поселки, больницы. В доме, где он трудился, открыт музей.
Для нас важна актуальность и достоверность информации. Если вы обнаружили ошибку или неточность, пожалуйста, сообщите нам. Выделите ошибку и нажмите сочетание клавиш Ctrl+Enter .
источник
Более двух с половиной веков назад, 17 мая 1749 года родился Эдвард Энтони Дженнер, который придумал, как спасти мир от смертельной болезни и с успехом это осуществил. Благодаря великому английскому ученому, у человечества теперь есть вакцины — надежная защита от целого ряда крайне опасных инфекций. MedAboutMe рассказывает об истории Эдварда Дженнера и его открытии.
Когда мы сегодня говорим об оспе, то в первую очередь вспоминаем о ветрянке — ветряной оспе, которая вызывается вирусом герпеса и не является для современного человека чем-то пугающим. Но история вакцинации начинается с другой, натуральной, или черной оспы. Это тоже вирусное заболевание, которое вызывают вирусы Variola major, убивающий от 20 до 90% зараженных, и Variola minor с летальностью 1-3%.
Черная оспа — настолько древнее заболевание, что ученые расходятся в оценках времени его происхождения. Оно уже убивало предков человека за 10 тысяч лет до нашей эры. Следы оспы ученые находят на лицах фараонов. Когда-то из Африки при помощи египтян вирус перебрался в Индию и в Китай, а в V-VII веках добрался до Японии, где убил треть населения, и до Европы. Оттуда конкистадоры из Португалии и Испании завезли вариолу на территорию нынешней Америки, что сыграло существенную роль в исчезновении цивилизаций инков и ацтеков. В XVIII веке дополнительным фактором распространения инфекции на территории будущих США стала работорговля.
Смертность от оспы на тот момент составляла от 20 до 60%. Сегодняшним противникам вакцин следует знать, что в XVIII, уже вполне просвещенном веке в Европе от оспы ежегодно умирали 400 тысяч человек (а по некоторым данным — до 1,5 млн). Треть переболевших и выживших теряла зрение, а большинство из них до конца жизни носили на своем теле обезображивающие рубцы. Но при этом больше они никогда не заболевали оспой.
Удивительную невосприимчивость к вирусу у уже переболевших оспой людей человечество заметило очень давно. По свидетельствам историков, уже в 430 г. до н. э. люди, пережившие оспу, должны были ухаживать за больными.
Неудивительно, что человечество попыталось использовать это наблюдение и придумало процедуру вариоляции (она же инокуляция), которая должна была вызывать легкую форму болезни. Первые свидетельства об этой операции были обнаружены в документах Древнего Китая и Индии. А в источниках 1670 года, например, сообщается о практике вариоляции обитательниц гарема турецкого султана в Стамбуле. Причина была проста: легендарная красота женщин должна была остаться неприкосновенной.
Что же такое вариоляция? Лекари использовали гнойные корочки людей, больных оспой. Эти корочки высушивались, перетирались в порошок и втирались в кожу, вносились в надрез на коже или вдувались в нос здорового человека. В других вариантах под кожу вводили жидкость из пустул больного оспой. Одним везло, равно как и их родственникам: легко переболевший пациент становился неуязвим для вируса. А вот другие были не столь удачливы: их болезнь развивалась тяжело, а сами они превращались в источник смертельно опасной инфекции для окружающих их людей. Смертность от вариоляции составляла 2-3%. Что, конечно, все равно было в 10 раз меньше, чем летальность самой оспы.
В начале XVIII века о вариоляции узнали лекари Англии. После нескольких экспериментов над заключенными и детьми-сиротами процедуру прошли члены королевской семьи — под тщательным наблюдением медиков. После чего новая методика получила всеобщее признание. Некоторые королевские особы Австрии, Франции и даже России (Екатерина II и ее сын) были привиты именно этим способом.
Чтобы остановить эпидемию оспы, врачи стали прививать обычных людей. В 1757 году вирус был введен 8-летнему мальчику, одному из тысяч маленьких англичан, попавших под проект вариолизации населения Англии. Мальчик переболел легкой формой оспы и впоследствии стал отцом-основателем вакцинации. Этим ребенком был Эдвард Дженнер.
Благодаря такой любознательности, Дженнер сделал шаг, который впоследствии вывел человечество на новый уровень в области медицины. Он задумался над фактом, известным любой доярке того времени: если переболеть коровьей оспой, то смертельная черная оспа будет не страшна. В 1796 году Дженнер взял образец жидкости из пустул на руках молодой доярки, заболевшей коровьей оспой, и ввел его 8-летнему Джеймсу Фиппсу. Через 1,5 недели легкой лихорадки и увеличенных лимфоузлов мальчик выздоровел. А через 2 месяца Дженнер ввел ему образец жидкости из тканей больного уже самой настоящей, черной оспой. И ничего не произошло, ребенок не заболел.
Ученый повторил эксперимент 23 раза и через 2 года обнародовал результаты своих изысканий, где впервые назвал проведенную им процедуру вакцинацией. В том же 1798 году вакцинацию от оспы ввели в английской армии и на флоте, что быстро привело к снижению смертности от черной оспы в 3 раза.
Новый метод стал главным делом жизни Эдварда Дженнера. Удивительно, но он не сделал никаких попыток обогатиться на нем, хотя его частная практика и личная жизнь на фоне увлечения вакцинацией стали приходить в упадок. В 1802 году британский парламент наградил его за разработку метода вакцинации 10 тысячами фунтов стерлингов, а через 5 лет постановил выдать еще 20 тысяч. Но Дженнер не получил этих денег. Несмотря на то, что его методика подвергалась нападкам и насмешкам, он продолжал работу. Постепенно вакцинация сменила вариоляцию. А в 1840 году последняя была запрещена на территории Англии.
Важность открытия Дженнера заключается в том, что он предложил заменить высококонтагиозный (то есть, очень заразный) вирус, полученный от больного человека, на очень похожий, но более слабый вирус, взятый у больной коровы. Впоследствии вместо патогенного микроорганизма, атакующего другой вид и потому неопасного для человека, для вакцинации стали брать «настоящий» смертельный вирус, но очень ослабленный, чтобы он не мог причинить вреда.
Дженнер не был первым человеком, кто применял коровью оспу для защиты от ее человеческой версии. Еще в 1774 году фермер В. Джести из Англии использовал оспенные корочки, чтобы привить свою супругу и детей во время вспышки оспы. Семейство заболело, соседи были возмущены жестоким обращением с бедной женщиной и малышами. Но через некоторое время соседи умерли, а семья Джести — нет. В 1791 году аналогичным образом спас своих близких фермер П. Плетт из Пруссии.
Но именно Дженнер свел воедино все имеющиеся на тот момент факты и данные наблюдений и поставил научный эксперимент. Впоследствии он стал пересевать вирус от человека к человеку. Он брал оспенные корочки у зараженного коровьей оспой пациента и прививал следующего больного порошком, полученным из этих корочек, а не от коров. Кстати, попутно он доказал, что вирус можно таким образом хранить для проведения массовых вакцинаций вне зависимости от наличия больных коров в окрестностях.
В 1800 году препарат был переправлен в США: английский доктор Д. Летсом отправил его американскому врачу Б. Уотерхаузу. Похоже, что в те годы быть ребенком врача было довольно рискованно, а о научной этике тогда еще никто и слыхом не слыхивал. Уотерхауз немедленно опробовал первую в мире вакцину на 7 из своих 13 детей. 6 мальчиков переболели оспой. После этого любознательный отец заразил одного из вакцинированных мальчиков черной оспой — ребенок не заболел. Тогда ученый поместил его в одну комнату с умирающим от оспы пациентом. Мальчик успешно пережил эксперименты отца — и таким образом США обрели вакцину от оспы, а Уотерхауз, в отличие от Дженнера, неплохо заработал на распространении препарата.
Врачи США и Европы один за другим проводили разнообразные эксперименты с вакциной на очередных мальчиках, раз за разом убеждаясь в ее действенности. В 1812 году уже в нашей стране в ходе обязательной иммунизации привили 1,25 млн человек. Вскоре европейские страны тоже ввели у себя обязательную иммунизацию от оспы.
Однако через несколько десятилетий наблюдений оказалось, что прививка вирусом коровьей оспы не дает пожизненного иммунитета, то есть надо проводить повторную иммунизацию — ревакцинацию. И с этого момента человечество начало постепенно перехватывать у болезни инициативу. В 1967 году под эгидой Всемирной организации здравоохранения была начата масштабная программа иммунизации. За 10 лет черная оспа была буквально стерта с лица земли. В 1980 году ВОЗ объявила, что мир свободен от оспы, то есть, можно остановить вакцинацию. На территории Советского Союза иммунизация была прекращена в 1978—1982 гг.
Благодаря пытливому уму и талантам естествоиспытателя Эдварда Дженнера, черная оспа, убивавшая людей миллионами, стала первым инфекционным заболеванием, которое удалось полностью ликвидировать при помощи прививок.
источник
Эпидемия гриппа в России и вспышка лихорадки Зика в Америке (эту болезнь уже сравнили с Эболой) снова заставили врачей говорить о важности прививок — применения вакцин для выработки иммунитета от опасных болезней. Но даже сейчас невозможно скрыть, что путь к новым вакцинам изобилует случайностями и корректируется человеческими слабостями и страстями. Так происходит сейчас, так было и раньше — наши друзья из «Ленты.ру» вспоминают малоизвестные и скандальные эпизоды из истории вакцинации.
Путь человечества к прививкам начался с черной оспы. Эта болезнь преследовала людей многие тысячелетия — она была уже в древнем Египте и Китае. Оспа вызывает лихорадку, рвоту, боль в костях. Все тело покрывается сыпью. Почти треть больных умирает, у выживших остаются рубцы на коже (оспины) на всю жизнь. В средневековой Европе заболеваемость оспой приобрела тотальный характер.
Однако еще в древности заметили: переболевшие оспой больше ее не подхватывают (или, по крайне мере, она приносит им лишь небольшое недомогание). Неизвестно, кому впервые пришла в голову идея втирать в ранку на руке здорового человека оспенный гной из созревшей пустулы больного — и как удалось убедить проверить этот метод (вариоляцию, или инокуляцию) в действии. Но додумались до этого в разных местах — Китае, Индии, Западной Африке, Сибири, Скандинавии. (В Китае, правда, предпочитали обмакивать в гное шарик из ваты, а потом втыкать его в нос).
А вот современная вакцинация зародилась на Кавказе. Черкесские женщины проделывали вариоляцию над своими дочерями, когда тем было шесть месяцев от роду — чтобы оспенные рубцы не обезобразили их уже в девичестве. Неясно, в какой степени это было заботой о здоровье и в какой — способом повысить ценность девочек, которых сотни лет продавали в турецкие и персидские гаремы.
Однако работорговля с Кавказом имела одно положительное последствие для мировой медицины: стамбульские турки к концу XVII века переняли у черкесов их полезный обычай. Инокуляция давала лишь два-три процента летальных исходов — вдесятеро меньше, чем при обычном течении болезни!
Но как этот метод попал в Европу? В 1716 году леди Мэри Уортли Монтегю, дочь герцога и звезда лондонского высшего света, заразилась оспой. Болезнь ее пощадила, но обезобразила лицо — леди покинула Лондон и отправилась в Стамбул, куда ее мужа назначили послом.
Узнав о вариоляции от местных женщин, в 1718 году Уортли Монтегю уговорила посольского врача привить от оспы ее пятилетнего сына Эдварда (несмотря на возражения священника, страшившегося «магометанской» процедуры). Мальчик приобрел иммунитет, а британская леди твердо вознамерилась ввести новую медицинскую технологию в родной стране.
В том же 1718 году в Америке проповедник Коттон Мэзер (один из идеологов салемской охоты на ведьм) разговорился со своим рабом Онесимусом об оспе. Африканец показал шрам на руке и рассказал Мэзеру об операции, которая навсегда спасла его от заражения.
Шанс донести до масс свое открытие проповеднику представился в 1721 году, когда в бостонской гавани бросил якорь корабль с больными моряками. Мэзер собрал врачей Бостона и посоветовал немедленно привить горожан. Всю весну и лето он писал трактаты и письма, читал проповеди о высокоморальности и безопасности инокуляции.
Однако призывы бороться с ведьмами из уст Мэзера имели больше успеха, чем проповедь прививок. Народ сомневался в безвредности нового средства, а особо верующих возмутила мысль о том, что человек вмешивается в божественный замысел поразить грешника болезнью. Профессиональные врачи негодовали: какой-то священнослужитель лезет в научный (светский!) процесс лечения со своими изуверскими экспериментами.
Среди докторов Мэзер смог убедить только одного — Забдиэль Бойльстон привил своего сына и двух рабов. После успешного исхода он начал прививать бостонцев, обратившись к помощи африканских рабов, которые проводили вариоляцию на своей родине.
Тем временем эпидемия набирала обороты: к октябрю слегла почти треть бостонцев. Боульстон и Мэзер привили всех, кого смогли уговорить — но горожане их же и обвинили в неуправляемом распространении эпидемии. Однажды ночью в окно спальни Мэзера влетела граната. К счастью, одна из половинок расколовшейся на две части бомбы загасила фитиль. Мэзер прочитал на бумажке, привязанной к фитилю: «КОТТОН МЭЗЕР, ах ты пес, черт тебя подери; я тебя вот этим привью, вот тебе оспа».
Защищая свой метод, Мэзер и Бойльстон собрали поразительно точную для XVIII века медицинскую статистику: по их данным, умерло лишь два процента привитых, тогда как среди остальных бостонцев смертность составила 14,8 процента.
Прививание американцев (1871)
Изображение: Mary Evans Picture Library / Globallookpress.com
Тем временем в Англии леди Монтегю сделала прививку своей дочке — чтобы доказать врачам действенность инокуляции. После этого король приказал провести клинические испытания на заключенных Ньюгейтской тюрьмы (выживших добровольцев обещали освободить). После успешного опыта врачи переключились на детей-сирот. Когда и те приобрели иммунитет к оспе, доктора поднялись вверх по социальной лестнице, привив дочерей принца Уэльского.
Только тогда инокуляция стала распространяться в Великобритании. Но в Европе она все еще считалась островным безумством англичан. Лишь после смерти Людовика XV от оспы в 1774 году внук монарха (будущий Людовик XVI) согласился на процедуру. Инокуляция помогла: жизнь короля оборвала не оспа, а гильотина.
В конце того же XVIII века было создано более эффективное средство — вакцинация. В том, опять же, заслуга народной медицины: молодой врач Эдвард Дженнер заметил, что доярки в графстве Глостершир почти не болеют оспой. Наблюдая за случаями заболеваний оспой людей и животных, Дженнер постепенно пришел к мысли, что можно искусственно заражать человека именно коровьей оспой, и так спасать его от натуральной.
Эдвард Дженнер
В 1796 году Дженнер привил коровью оспу восьмилетнему Джеймсу Фиппсу. Когда мальчик оправился от последствий, Дженнер инокулировал его настоящей оспой — и Фипс не заболел. Однако британское научное сообщество скептически приняло выводы Дженнера — признание к медику пришло лишь в начале XIX века. Кстати, именно ему мы обязаны термином «вакцинация» (vaccinia по-латыни — коровья оспа). Сейчас вакциной называют любое лекарственное средство, придающее организму иммунитет от болезни: обычно вакцины получают из выращенных в лабораторных условиях вирусов.
История Дженнера изложена во всех учебниках. Но не все знают, что он не первый и не единственный придумал прививать коровью оспу. За пять лет до Дженнера эту процедуру провел Петер Плетт из Шлезвиг-Гольштейна (также после общения с доярками). Он сообщил о своем опыте профессорам из местного университета, но те его проигнорировали. Плетт умер в безвестности в 1820 году — сейчас его имя известно только специалистам.
Но Плетт был человеком образованным. Вакцинацию же придумывали и самые простые люди: например, в 1774 году фермер Бенджамен Джести из Дорсета привил коровью оспу своей жене и детям (с помощью швейной иглы) — чтобы защитить их от эпидемии. Потомки узнали об этом из надписи, высеченной на могиле Джести. «Это прямой и честный человек; был он первым (насколько известно), кто привил коровью оспу путем инокуляции, и кто благодаря великой силе духа провел эксперимент над своей женой и двумя сыновьями в году 1774-м».
Дженнер прививает восьмилетнего Фиппса
Изображение: Mary Evans Picture Library / Globallookpress.com
В конечном счете именно доярок и владельцев молочных ферм Европы стоит благодарить за изобретение вакцины от оспы. Но почему же честь открытия досталась Эдварду Дженнеру?
Он не первым заметил связь между болезнью коров и иммунитетом к черной оспе, не первым реализовал это на практике — зато именно он привлек внимание научного сообщества к вакцинации и потратил годы на то, чтобы убедить ученых в действенности этой процедуры. Как заметил викторианский статистик и антрополог Фрэнсис Гальтон, «в науке признание заслуг достается тому, кто убедит мир, а не человеку, которому впервые в голову пришла новая идея».
источник
|
Вариоляция (намеренное заражение человека оспой, с тем, чтобы, переболев ею в легкой форме, он приобрел против нее иммунитет) была известна и ранее XVIII века, однако была способом опасным и ненадежным (привитый таким образом и после выздоравливания оставался носителем заболевания, а иногда болел оспой в тяжелой форме и умирал). Вакцинация (от лат. vacca — корова; заражение человека коровьей оспой с той же целью), значительно более эффективное средство, была введена в употребление англичанином Эдвардом Дженнером. Первое вакцинирование было произведено им в 1769 году.
В России оспопрививание было введено Екатериной II, еще в виде вариоляции. Она первая подверглась этой процедуре, чтобы показать пример своим подданным.
Кому интересны подробности — идем под кат и по линкам.
Дженнер (Jenner) Эдуард (17.5.1749, Беркли, — 26.1.1823, там же), английский врач, основоположник оспопрививания. Изучал медицину в Лондоне, в 1773 занялся самостоятельной врачебной практикой. Наблюдал невосприимчивость к оспе доильщиц, переболевших коровьей оспой. 14 мая 1796 привил 8-летнему Джеймсу Фипсу коровью оспу, а через 1 1/2 месяца — человеческую оспу; мальчик не заболел. Повторяя такие прививки Фипсу через несколько месяцев и лет, доказал возможность и высокую эффективность вакцинации против оспы. В 1803 в Лондоне был основан институт оспопрививания (Дженнеровский институт, Royal Jennerian Society). Д. был его первым и пожизненным руководителем. Почётный член многих академий, университетов и научных обществ стран Западной Европы.
Соч.: An inquiry into the causes and effects of the variolae vaccinae, a disease discovered in some of the western countries of England, particularly Gloucestershire, and known the name of the cow pox, L., 1798; Further observations on the variolae vaccinae or cow pox, L., 1799; в рус. пер. в кн.: Губерт В. О., Оспа и оспопрививание, т. 1, СПБ, 1896, гл. 14.
Лит.: Губерт В. О., Эдуард Дженнер и его открытие, СПБ, 1896; Карлик Л. Н., Эдуард Дженнер (к 150-летию со дня открытия оспопрививания), «Педиатрия», 1946, № 4.
Среди заразных болезней, которым человечество веками платило тяжелую дань, оспа занимала одно из первых мест. В Европе в XVIII в. ежегодно погибало от нее около 500 тыс. человек.
Сейчас только в странах, где оспу прививают не всем, заболеваемость еще высока. Там же, где оспопрививание организовано широко, она исчезла и может появляться лишь в виде отдельных вспышек. В нашей стране всеобщее обязательное оспопрививание введено в 1919 г. Теперь Всемирная организация здравоохранения при ООН ставит вопрос о полном уничтожении оспы на всем земном шаре.
И всегда, когда заходит речь об оспопрививании, люди с благодарностью вспоминают имя того, кто открыл способ борьбы с оспой. Это был выдающийся английский врач Эдуард Дженнер (1749-1823).
Свое открытие Дженнер сделал в то время, когда еще никто не знал возбудителя этой болезни. Ведь первые болезнетворные микробы были изучены только в середине XIX столетия, а возбудитель оспы открыт в 1906-1907 гг.
Как же мог Дженнер найти способ борьбы с заразной болезнью, не зная ее возбудителя? Исключительная наблюдательность, трудолюбие, целеустремленность и умение видеть то, чему другие не придавали серьезного значения, помогли ему сделать это выдающееся открытие.
Дженнер был сельским врачом, когда обратил внимание на то, что люди, заразившиеся коровьей оспой, не заболевают натуральной, человеческой. Опасная болезнь ограничивается у них появлением на руках оспенных пузырьков (пустул) и лишь иногда сопровождается небольшим недомоганием.
Наблюдательный врач задумался над этим интересным явлением. Он стал изучать медицинские книги, в которых описывались народные средства борьбы с заразными болезнями. Так Дженнер узнал, что у многих народов мира издавна существует обычай заражать детей гноем оспенных пустул или подсохшими оспенными корочками. Содержимое оспенных пустул и корочек наносилось на царапину, сделанную на коже. В этом месте обычно появлялся оспенный гнойничок. После такой прививки у людей чаще всего наблюдалось легкое заболевание. Однако иногда они заболевали тяжелой натуральной оспой и даже умирали. Дженнеру стало ясно, что прививка человеку натуральной оспы — дело ненадежное и опасное.
Сопоставляя все эти сведения, тщательно обдумывая их, наблюдая за случаями заболеваний оспой людей и животных, Дженнер постепенно пришел к мысли, что можно искусственно заражать человека именно коровьей оспой и тем самым предохранять его от заболевания натуральной.
Прошли долгие тридцать лет напряженного труда и размышлений, прежде чем Дженнер решился провести первый опыт на человеке, чтобы доказать правильность своих выводов. И вот 14 мая 1796 г. он привил восьмилетнему мальчику Джемсу Фиппсу гной с руки женщины, заразившейся коровьей оспой. У мальчика появилось легкое недомогание, а через несколько дней он был совершенно здоров. Но стал ли он теперь невосприимчив к натуральной оспе?
Вскоре там, где жил Дженнер, вспыхнула эпидемия натуральной оспы, и врач мог проверить действенность своего способа. Он взял гной из оспенной пустулы больного человека и заразил им Джемса. В течение трех мучительных суток Дженнер с огромным волнением ожидал результатов решающего опыта.
И смелые надежды оправдались. Краснота, которая появилась на месте прививки оспенного гноя, исчезла, мальчик не заболел оспой. После прививки коровьей оспы он оказался невосприимчивым к натуральной. На одном из памятников, поставленных Дженнеру в итальянском городе Болонье, увековечен этот опыт. Скульптор изобразил великого английского врача делающим прививку ребенку.
В 1798 г. Дженнер опубликовал свою работу о прививке оспы, и оспопрививание стало распространяться по всему миру. Однако сторонникам Дженнера пришлось преодолевать и недоверие, и прямое сопротивление невежественных, враждебно настроенных к науке людей. Особенно восстали против прививок церковники. Да и среди врачей в разных странах нашлось немало противников этого метода. Каких только нападок не пришлось выдержать Дженнеру и его сторонникам! Говорили, например, что прививки коровьей оспы — противоестественное и потому противное “божьим законам” дело. Распространяли нелепые слухи, что у тех, кому привили коровью оспу, вырастают рога и шерсть. В печати появлялись издевательские картинки на эту тему. Имело значение и то обстоятельство, что свое открытие Дженнер в то время не мог еще научно обосновать.
Но любое научное открытие рано или поздно получает признание. Так было и с оспопрививанием. Прививки коровьей оспы людям делались все чаще и давали все больший эффект, хотя случались порой неудачи, потому что врачи иногда пользовались дженнеровским способом недостаточно умело и не соблюдали всех необходимых условий.
Еще при жизни Дженнер знал, что его способ борьбы с оспой оказался великим благодеянием для человечества и получил широкое признание во всем мире. Многие научные общества избрали Дженнера своим почетным членом. В честь его были выбиты медали, а в ряде городов воздвигнуты памятники.
В 1803 г. в Лондоне был основан институт оспо-. прививания, первым и пожизненным руководителем которого стал Дженнер.
Но Дженнеру так и не пришлось узнать, в чем заключается научный смысл предложенного им способа. Только почти через 60 лет французский микробиолог Луи Пастер научно обосновал его открытие. В 1881 г. на Международном съезде врачей в Лондоне Пастер сделал свой исторический доклад о научных основах метода прививок против заразных болезней. Он сообщил, что нашел и разработал способ борьбы с заразными болезнями путем прививок ослабленных возбудителей. Такие прививки Пастер назвал вакцинацией, а прививаемый материал — вакцинами (по-латыни “корова” — “вакка”).
“Я придал слову вакцинация более широкое значение, — сказал Пастер, — в надежде, что наука освятит его как выражение признательности к заслугам и неизмеримой пользе, принесенной одним из величайших людей Англии — Дженнером”.
«В начале октября 1768 года двор и высшее общество в С. — Петербурге были чем-то озабочены; с иностранцами не говорили о важном предмете, который всех занимал; но проведать о нем было нетрудно: императрица была намерена привить себе и наследнику престола оспу. Страшный бич давно уже опустошал Европу, не щадя никого; средств против него не было у науки. Наконец придумано предохранительное средство: прививание оспенного яда. Но легко понять, какое впечатление было произведено этим средством на большинство: брать яд от больного, вносить его в здоровый организм! Медики вопили против безумной новизны, вопили против нее проповедники с кафедр церковных. Но средство своею действительностию приобретало все более и более доверия, и Екатерина решилась собственным примером уничтожить колебание русской публики и предохранить свой народ от страшного бедствия. Побуждения свои она всего лучше объясняет в письме к Фридриху II, который был против привития оспы. «С детства, — пишет императрица, — меня приучили к ужасу перед оспою, в возрасте более зрелом мне стоило больших усилий уменьшить этот ужас, в каждом ничтожном болезненном припадке я уже видела оспу. Весной прошлого года, когда эта болезнь свирепствовала здесь, я бегала из дома в дом, целые пять месяцев была изгнана из города, не желая подвергать опасности ни сына, ни себя. Я была так поражена гнусностию подобного положения, что считала слабостию не выйти из него. Мне советовали привить оспу сыну. Я отвечала, что было бы позорно не начать с самой себя и как ввести оспопрививание, не подавши примера? Я стала изучать предмет, решившись избрать сторону, наименее опасную. Оставаться всю жизнь в действительной опасности с тысячами людей или предпочесть меньшую опасность, очень непродолжительную, и спасти множество народа? Я думала, что, избирая последнее, я избрала самое верное». Выписан был из Англии искусный доктор Димсдаль, у которого из 6000 подвергшихся оспопрививанию умер только один трехлетний ребенок. 12 октября 1768 года императрица привила себе оспу, и ее примеру немедленно последовало множество знати. «Весь Петербург, — писала Екатерина, — хочет прививать себе оспу, и те, которые привили, чувствуют себя хорошо. Я была очень удивлена, увидавши после операции, что гора родила мышь; я говорила: стоило же кричать против этого и мешать людям спасать свою жизнь такими пустяками! Я не ложилась в постель ни на минуту и принимала людей каждый день. Генерал-фельдцейгмейстер граф Орлов, этот герой, подобный древним римлянам лучших времен республики по храбрости и великодушию, привил себе оспу и на другой день после операции отправился на охоту в страшный снег». Через неделю привита была оспа великому князю.
22 ноября Сенат, депутаты комиссии нового Уложения и члены всех присутственных мест собрались в соборную церковь Рождества Богородицы (Казанский собор), где после обедни читан был сенатский указ, которым на будущие годы 21 ноября устанавливалось по всей России торжество в память привития себе оспы императрицею и великим князем, в память «великодушного, знаменитого и беспримерного подвига». По прочтении указа и по выслушании молебна сенаторы, депутаты комиссии и члены коллегий и канцелярий отправились во дворец благодарить государыню и поздравить с выздоровлением, причем старший сенатор граф Кирилл Разумовский говорил речь: «Прими, всемилостивейшая императрица, из уст наших усерднейше приносимое тебе от всего народа поздравление о исцелении твоей собственной особы и твоего вселюбезнейшего сына и наследника. Прими и благодарение чистосердечное за спасение на будущие времена бесчисленных твоих рабов. Всякий возраст и обоего пола род человеческий объемлет твои ныне стопы, почитая в тебе Божию ко спасению своему посредницу, и. твоим примером научася, призовет Бога в помощь, да исцелеет он и дом его от неминуемой язвы посредством врачевания, тобой ныне оживотворенного». Екатерина отвечала: «Мой предмет был своим примером спасти от смерти многочисленных моих верноподданных. кои, не знав пользы сего способа, оного страшася, оставалися в опасности. Я сим исполнила часть долга звания моего, ибо, по слову Евангельскому, добрый пастырь полагает душу свою за овцы. Вы можете уверены быть, что ныне и паче усугублять буду мои старания и попечения о благополучии всех моих верноподданных вообще и каждого особо».
От комиссии Уложения говорил речь депутат Гавриил, епископ тверской: «Ваше намерение, чтобы законодательством привесть Россию к такому совершенству, дабы российский народ, сколько возможно по человечеству, в свете благополучнейшим и паче всех справедливостию процветающим был. Ваши премудрые предписания, руководящие нас к тому, наполняют нас отменным к в. и. в-ств усердием, любовию и благоговением. Ваше умножающееся благополучие жизнь вашу делает нам драгоценною; но при всем том едино еще оставалось, что нас смущало, опасность той язвы, которую климат сей делает всем общею; в. и. в-ство, желая совершить и утвердить наше блаженство, наше смущение своим великодушием утишили и, приняв на себя опыт опасный, опасность нашу отвратили». Екатерина отвечала, что с удовольствием принимает поздравление депутатов и не сомневается в их искренности, ибо ежедневно видит, с какою ревностию и усердием трудятся они в порученном им деле; они могут ожидать всегдашних знаков ее благоволения, ибо она смотрит на их труды как на полезнейшие для всех и каждого. Семилетнему младенцу Александру Маркоку, от которого взята была оспенная материя для императрицы, пожаловано было дворянское достоинство, причем он из Маркока переименован был Оспенным. Димсдаль пожалован бароном, лейб-медиком, действительным статским советником и ежегодною пенсиею в 500 фунтов стерлингов за то, что как самой императрице и великому князю, так и множеству жителей столицы «весьма попечительно, искусно и счастливо прививал оспу и разрушил для пользы всенародной гидру предубеждения относительно к сей поныне толь бедственной болезни».»
источник
Предлагаю немного вспомнить историю и посмотреть, как делались великие открытия в медицине. Сегодня — об английском враче Эдварде Дженнере, который открыл безопасный способ борьбы с натуральной оспой. О Дженнере потом сказали: «Ни один врач не спас жизнь такому значительному числу людей, как этот человек».
Следует отметить, что прививали и до Дженнера, но настоящим вирусом натуральной оспы от легко болевших людей. Бывали осложнения и смертельные случаи. Дженнер предложил прививать коровью оспу, что сделало прививку полностью безопасной.
Натуральная оспа относится к группе особо опасных инфекций (вместе с холерой, чумой, желтой лихорадкой, сибирской язвой и др.). Вирус передается воздушно-капельно, через предметы и проникает в эпителий, вызывая образования пузырьков. Из-за снижения иммунитета пузырьки нагнаиваются, превращаясь в гнойники. Если больной выживает, при заживании гнойники превращаются в рубцы. Оспой болел Сталин, на его лице на всю жизнь остались уродливые шрамы и рубцы.
Благодаря Эдварду Дженнеру натуральная оспа стала первым заболеванием, которое удалось победить человечеству с помощью вакцинации. В 1975 году было зарегистрировано последнее заражение, а в мае 1980 года ВОЗ объявила о полной победе над оспой на Земле. Теперь вирус натуральной оспы хранится только в нескольких надежно охраняемых лабораториях в мире. Если вирус удастся захватить террористам, то последствия могут быть ужасны, ведь антибиотики на вирус не действуют, а прививки сейчас не проводятся (разве что для военных в отдельных странах после 2001 года).
Далее читайте статью из журнала «Репетитор» (март 2005 года):
Обычно от оспы умирала 1/6 — 1/8 часть всех заболевших, а у маленьких детей смертность достигала 1/3. По отношению к общей смертности на долю оспы выпадала четверть всех умирающих. И такая картина наблюдалась до конца XVII века. Только в Германии в 1796 году от оспы умерли 70 тыс. человек, а в Европе ежегодно от этой болезни погибали до 1,5 млн человек. В XVI веке оспа перекинулась в Америку, где от нее в короткий срок умерли несколько десятков миллионов коренных жителей-индейцев.
Даже если оспа щадила жизнь, она часто оставляла после себя неизгладимые следы. Множество людей были обезображены рубцами, других она лишила зрения и слуха. В средневековой Европе эпидемии оспы были настолько часты и тотальны, что у врачей сложилось твердое убеждение: каждый человек должен переболеть оспой. Знаменитый врач XVII века Сиденгам называл оспу «отвратительной болезнью, унесшей в могилу больше жертв, чем все другие эпидемии, чем порох и война».
От оспы не было лекарств, но давно была замечена одна особенность этой болезни — человек, переболевший даже самой легкой ее формой, на всю жизнь становился к ней невосприимчивым. Этим был подсказан способ, как противостоять страшному заболеванию. В Китае уже за 1000 лет до нашей эры врачи умели прививать здоровому человеку легкую форму натуральной оспы и тем самым защищали его от заражения более тяжелой формой. Из Китая этот способ распространился по всему Востоку, а в начале XVIII века он привлек внимание европейцев.
Обычно для оспопрививания выбирали подходящие случаи легкой натуральной оспы и прививали ее здоровому человеку, так что тот переносил ее в неопасной форме. Несмотря на то, что прививка в большинстве случаев давала хороший эффект, нередкими были и трагические исходы, когда у привитого развивалась тяжелая форма болезни со всеми ее последствиями. Поэтому на прививку решались немногие.
Нетрудно представить себе, как велика была благодарность современников английскому врачу Эдварду Дженнеру, который в конце XVIII века открыл надежный и безопасный способ защиты против этой страшной болезни. Суть открытия Дженнера очень проста — вместо натуральной человеческой оспы он предложил прививать людям ту форму оспы, которая изредка поражала коров и тех людей, которые имели дело с молочным скотом. Дело в том, что болезнь, сходная с оспой, наблюдается у многих видов животных. Причем уже давно было замечено, что у одних видов она протекает в очень легкой форме, а у других, напротив, принимает опасный характер.
В частности, коровы болели оспой сравнительно редко и переносили ее очень легко. Отмечалось также, что доярки, переболевшие коровьей оспой, обычно оказывались невосприимчивыми к оспе натуральной. Некоторые врачи пытались объяснить этот факт, но большинство ученых-медиков не придавали этому феномену должного внимания.
Один случай заставил Дженнера сосредоточиться на этой проблеме. Однажды, когда юный Дженнер еще учился у врача Даниэля Лидлоува в Соббери, к нему обратилась за советом бедная крестьянка. Осмотрев больную, Дженнер нашел у нее все симптомы натуральной оспы и сообщил ей об этом. «Оспой я не могу заболеть, — отвечала ему больная, — у меня уже была коровья оспа». Глубокая уверенность крестьянки произвела на юного Дженнера сильное впечатление и навела его на следующее предположение: раз коровья оспа при ее предохранительном свойстве переносится человеком сравнительно легко и почти всегда протекает без смертельного исхода, то очевидно, что достаточно вызвать ее искусственно в человеческом организме, чтобы навсегда обезопасить его от заболевания настоящей оспой.
От природы Дженнер был очень общительным и не раз высказывал это предположение коллегам. Мало кто разделял тогда его уверенность, но для самого Дженнера поиск безопасного оспопрививания сделался делом всей его жизни. Он всегда имел большой интерес к болезням домашних животных и, внимательно изучая кожные заболевания коров, заметил, что высыпания оспы не всегда одинаковы у животных. Исходя из этого, он сделал предположение, что под общим названием оспы могут скрываться разные болезни, имеющие одинаковые симптомы. Но только те люди, которые переболели настоящей коровьей оспой, делаются невосприимчивыми к натуральной оспе. Другие же только думают, что они болели ею. Именно этот незначительный процент, по мнению Дженнера, и составляли те несчастные доярки, которые заболевали впоследствии натуральной оспой. А раз так, значит, коровья оспа действительно должна предохранять каждого переболевшего ею человека от оспы натуральной.
Предположение это нуждалось в подтверждении, и Дженнер решился на проведение эксперимента. 14 мая 1796 года, когда в окрестностях его родного местечка появилась коровья оспа, он в присутствии врачей привил оспу здоровому 8-летнему мальчику: сделал два небольших надреза на его руке и внес в ранки вакцинный яд, взятый из кисти женщины, заразившейся оспой от коровы при дойке. Пустулы, воспроизведенные таким образом на руке ребенка, имели большое сходство с пустулами от прививания натуральной человеческой оспы, но общее болезненное состояние было едва заметно. Через 10 дней мальчик был совершенно здоров. 1 июля того же года Дженнер взял материю из пустулы человека, заболевшего натуральной оспой, и инокулировал ею привитого мальчика. Прошло три дня, краснота на месте прививки исчезла без малейшего следа человеческой оспы — мальчик остался здоров. Спустя несколько месяцев мальчику сделали вторую прививку натуральной оспы, а через 5 лет — третью. Результат остался тот же, мальчик оказался невосприимчивым к этой болезни.
Однако это открытие не означало победы над страшной болезнью. Случаи коровьей оспы были очень редки, иногда от одной вспышки эпидемии до другой проходило несколько лет. Если бы пришлось дожидаться каждого такого случая, чтобы получить материал для предохранительных прививок, эффективность их была бы очень невелика. Поэтому очень важна была вторая серия опытов, проведенная Дженнером два года спустя. Весной 1798 года Дженнер привил коровью оспу мальчику непосредственно от коровы, а затем дальше — с человека на человека (всего пять генераций). Наблюдая всех привитых, он установил, что предохранительная сила коровьей оспы не меняется, если ее прививать от человека, переболевшего коровьей оспой, другому человеку, и сохраняет свойства вакцинной лимфы, взятой непосредственно от коровы. Этим был найден способ получать материал для прививок практически в неограниченных количествах. Каждый человек, которому была привита оспа, мог давать свою кровь для изготовления вакцины. Действенное средство против оспы было найдено.
В 1798 году Дженнер опубликовал небольшую брошюру в 75 страниц, в которой описал свои опыты. Далеко не все и не сразу приняли идею прививок. Несколько лет продолжались ожесточенные споры, но удивительные успехи вакцинации убедили даже самых непримиримых противников оспопрививания. Действительно, по сравнению с практиковавшейся прежде прививкой натуральной оспы прививка коровьей оспы обладала неоспоримыми преимуществами. Ведь коровья оспа давала только местный незначительный эффект, в то время как прививка натуральной оспы вызывала общее заболевание, силу которого было невозможно предугадать. С начала XIX века прививки против оспы стали делать все большему и большему количеству людей. Страшная болезнь, уносившая во времена эпидемий множество человеческих жизней, была стерта с лица земли.
На долю Дженнера выпало редкое счастье — еще при жизни его заслуги получили всеобщее признание. В самых разных странах имя Дженнера произносили с благодарностью, он получил множество медалей и почетных дипломов, стал членом всех европейских академий, а несколько индейских племен Северной Америки прислали ему почетный пояс. В 1853 году при открытии памятника Дженнеру в Лондоне принц Альберт сказал: «Ни один врач не спас жизнь такому значительному числу людей, как этот человек».
источник
В 1772 г., завершив обучение, двадцатитрехлетний Эдвард Дженнер открыл медицинскую практику в Беркли, Глостершир. Примерно в 1780 г., все еще заинтригованный связью между коровьей и натуральной оспой, он начал собирать сведения о людях, которые переболели коровьей оспой и оказались затем невосприимчивы к натуральной (о чем говорило отсутствие у них реакции на вариоляцию).
В 1772 г., завершив обучение, двадцатитрехлетний Эдвард Дженнер открыл медицинскую практику в Беркли, Глостершир. Примерно в 1780 г., все еще заинтригованный связью между коровьей и натуральной оспой, он начал собирать сведения о людях, которые переболели коровьей оспой и оказались затем невосприимчивы к натуральной (о чем говорило отсутствие у них реакции на вариоляцию).
Дженнер зарисовал язвы, вызванные коровьей оспой, на руках молочниц и привез рисунки в Лондон, чтобы показать нескольким докторам и обсудить, как коровья оспа может защитить человека от натуральной. Однако большинство докторов отнеслись к этой идее без интереса. Точно так же, когда Дженнер обратился к коллегам-медикам с просьбой помочь ему в исследовании, они отказались, утверждая, что идея смехотворна и все это не более чем деревенские россказни.
Но Дженнер не сдавался и продолжал исследования, пока наконец не подошел вплотную к своему эпохальному открытию.
14 мая 1796 г., взяв дело в свои руки, он сделал первую в мире прививку от оспы восьмилетнему Джеймсу Фиппсу, сыну одного из своих работников. Дженнер ввел мальчику зараженное коровьей оспой «отделяемое», взятое с руки молочницы по имени Сара Нелмс, которая подхватила инфекцию от коровы по кличке Цветик.
Как и в случае Бенджамина Джести, который сделал то же самое 22 года назад, эксперимент оказался успешным: повторная вариоляция Фиппса через несколько месяцев показала отсутствие реакции, свидетельствующее о том, что у него выработалась невосприимчивость к оспе. Надо сказать, защищенный от оспы Фиппс прожил после этого долгую жизнь и даже подвергался вариоляции еще 20 раз, чтобы доказать свою невосприимчивость к болезни.
Однако, несмотря на победу Дженнера, новость о его успехе вызвала не больше энтузиазма, чем новость о том, что сделал Джести 20 лет назад. В 1797 г. он подал в Королевское научное общество статью, где описывал свой эксперимент с Фиппсом и упоминал еще 13 случаев, когда люди вырабатывали невосприимчивость к натуральной оспе в результате иммунизации коровьей. Но материал быстро отклонили, сославшись на то, что он недостаточно обоснован. Более того, эксперимент Дженнера был признан «противоречащим современной науке» и «недостоверным», а самого его предупредили, что ему лучше «прекратить распространять эти дикие идеи, если он дорожит своей репутацией».
Дженнер ничего не мог сделать с «дикостью» и «недостоверностью» своей идеи, но мог собрать больше данных. К несчастью, ему пришлось ждать еще год до следующей вспышки коровьей оспы, но когда весной 1798 г. она наконец случилась, Дженнер ввел вирус еще двум детям. Затем он провел эту процедуру еще с несколькими детьми, взяв зараженный материал из язв первых двух детей (метод «рука к руке»). Когда вариоляция показала, что дети больше не подвержены заболеванию, Дженнер убедился, что был прав.
Но на этот раз он не стал обращаться в Королевское научное общество, решив опубликовать свой труд собственными силами, и издал ставшую ныне классической шестидесятичетырехстраничную книжку «Размышления о причинах и последствиях Variolae Vaccinae, или коровьей оспы».
Таким образом, когда Эдвард Дженнер в мае 1796 г. ввел Джеймсу Фиппсу вирус коровьей оспы, он подытожил все подсказки, накопившиеся за предшествующее тысячелетие. Сделав это, он заложил научное основание одного из величайших прорывов в истории медицины — вакцинации.
В своей работе Дженнер сделал множество важных утверждений. Вот некоторые из них: прививка коровьей оспой защищает от натуральной оспы; защиту можно передавать от человека к человеку методом «рука к руке»; в отличие от натуральной оспы, коровья не смертельна и вызывает локализованные неинфекционные очаги на коже. В этой работе Дженнер также впервые использовал термин vaccine (от лат. vacca, «корова»), от которого затем произошли «вакцина» и «вакцинация».
Но, даже получив новые доказательства, Дженнер снова столкнулся с недоверием и презрением коллег. Возражения сыпались со всех сторон. Одни врачи отказывались признавать коровью оспу легкой болезнью; другие утверждали, что пробовали повторить эксперимент Дженнера и у них ничего не вышло; третьи возражали против вакцинации из религиозных или нравственных соображений. Пожалуй, самое причудливое возражение выдвинули те, кто утверждал, будто после попыток вакцинации у пациентов стали проявляться «животные» признаки. Появилась даже карикатура, изображавшая привитых от оспы младенцев с коровьими рогами на головах.
Но постепенно к делу приступили более авторитетные врачи. Они опробовали предложенный Дженнером метод, и положительных отзывов стало больше. Судя по всему, вакцина действительно работала, хотя дебаты о ее эффективности и безопасности продолжались. Тем временем Дженнер тоже продолжал работу и опубликовал еще несколько статей, которые проясняли или уточняли его взгляды на основе новых данных. Хотя он не во всем был прав (например, ошибочно полагал, что вакцинация дает пожизненную защиту от заболевания), практика начала распространяться на удивление быстро.
Через несколько лет прививки стали делать не только в Англии, но и по всей Европе, а скоро и в других странах мира. В Америке первую вакцинацию произвел 8 июля 1800 г. Бенджамин Уотерхаус, профессор Гарвардской медицинской школы. Он ввел вакцину своему пятилетнему сыну, еще двум детям и нескольким слугам. После этого он послал вакцину президенту Томасу Джефферсону для распространения в южных штатах, и тот вскоре организовал вакцинацию для своей семьи и множества соседей (всего около 200 человек).
В 1801 г. у Дженнера не осталось сомнений в успехе вакцинации. Он писал:
«Множество людей приобщились к ее благам в Европе и в других частях света. Ее успех слишком очевиден, чтобы допустить хоть тень сомнения относительно конца этого предприятия, коим станет безусловное уничтожение оспы, этого ужасного бича человеческого рода».
Хотя во времена Дженнера никто даже отдаленно не понимал, как работает вакцина или что именно вызывает оспу, и хотя технически он не был первым человеком, который привил другого человека от оспы, сегодня историки отдают лавры этого открытия именно ему, поскольку он первым продемонстрировал эффективность вакцинации с научной точки зрения. Не менее важно и то, что именно он дал миру первый достаточно безопасный способ остановить самую беспощадную болезнь в истории человечества.
И все же, несмотря на успех Дженнера, вскоре стало ясно, что у его вакцины есть серьезные недостатки. Во-первых, приобретенный иммунитет не был пожизненным, и никто не мог понять почему. Некоторые ученые предполагали, что в процессе «передачи» методом «рука к руке» вакцина постепенно теряет силу. Иными словами, «агент», отвечающий за обеспечение иммунитета, как-то ослабевает, утрачивает свои свойства по мере того, как его передают от одного человека к другому.
Возник и ряд других назойливых вопросов. Например, почему этот подход — взять сравнительно безобидную болезнь и сделать из нее вакцину против гораздо более серьезного заболевания — нельзя использовать против всех болезней?
Ответ, как мы сегодня знаем, состоит в том, что эффективность вакцины Дженнера — удачное стечение обстоятельств. У вируса натуральной оспы обнаружился безобидный близкий родственник — коровья оспа, но этот редчайший каприз природы не повторяется ни с одним другим человеческим заболеванием. Учитывая, что других способов создать вакцину тогда не существовало, история вакцинации могла оказаться очень и очень короткой.
Возможно, поэтому развитие вакцинации вскоре действительно зашло в тупик, где и оставалось следующие 80 лет. Пока наконец один ученый — уже сыгравший ключевую роль в открытии микробной теории — не сделал очередной гигантский шаг вперед.
Это был Луи Пастер, который совершил первый крупный прорыв в истории вакцинации со времен Дженнера, открыв способы аттенуации вирусов, а также создал эффективную вакцину против птичьей холеры, сибирской язвы и бешенства.
Джон Кейжу. Открытия, которые изменили мир.
источник
Даже самый обычный студент, изучающий английскую литературу, знает историю сначала дружеских, а потом крайне недоброжелательных отношений, связывавших известную писательницу и путешественницу леди Мэри Уортли Монтегю (1689–1762) с выдающимся поэтом Александром Попом (1688–1744). Может быть, этому молодому человеку известно и о том, какой изысканной красотой отличалась сия дама. Но очень немногие студенты слышали о том, что именно она первой начала борьбу против оспы. Много лет спустя после смерти леди Мэри Эдвард Дженнер продолжил ее дело и открыл способ, как избавить человечество от этой страшной болезни. Но прежде чем перейти к повествованию о леди Мэри, мы хотели бы рассказать о том, что же это такое — оспа.
Начинается она так: у внешне здорового человека внезапно резко повышается температура, развиваются сильные боли в голове и спине, начинаются рвота и бред. На третий или четвертый день на коже появляются красные пятна, которые через несколько дней превращаются в пузырьки, заполненные гноем. Чаще всего эти ужасные гнойники — пустулы — поражают лицо (даже глаза), но порой они возникают на руках и ногах. Больной может выжить, но на месте пустул образуются корки; через несколько недель они отваливаются, а на их месте навсегда остаются глубокие рубцы.
Во время эпидемий оспы — а в истории Европы они были нередким явлением — погибало от двадцати до сорока процентов заболевших, а выжившие оставались на всю жизнь обезображенными или даже слепли. В XVII и XVIII веках ужасные следы болезни можно было увидеть на лицах примерно трети населения Лондона и именно оспа была причиной слепоты у двух третей всех утративших зрение.
Полностью и навсегда эта болезнь исчезла на нашей планете к 1980 году. Число инфицированных оспой постепенно снижалось на протяжении двух столетий, и начался этот процесс после того, как Эдвард Дженнер ввел в практику вакцинацию, ставшую одним из десяти величайших достижений медицинской науки.
Врачи издавна искали способы лечения оспы. В Древнем мире китайские и индийские целители отмечали, что переболевшие один раз оспой больше этой болезнью не заболевают. (Сейчас известно, что в некоторых случаях иммунитет у переболевших сохраняется в течение многих лет, но не обязательно до конца жизни). Уже тогда врачам приходила в голову мысль о том, что, если вызвать у человека оспу в легкой форме, это сможет защитить его от «полномасштабного» заболевания в будущем. Для этой цели они растирали в пыль оспенную корку, взятую у выжившего больного, и через серебряную трубочку вдували эту пыль в ноздрю здорового человека, причем мужчинам в левую ноздрю, женщинам — в правую. После вдувания, даже если использовали старую, шестимесячную пыль, у человека, как правило, хотя и не всегда, развивалась легкая форма заболевания. Увидев результаты применения этой профилактической меры, английский торговец Джозеф Листер (в будущем отец антисептики) написал одному из членов Королевского общества, призывая его ввести ее и в Англии; однако ученый муж остался глух к его просьбе.
Тем временем арабы разработали иной метод. Они делали на руке здорового человека маленькие надрезы и втирали в них материал, полученный из оспенного пузырька. Эта процедура произвела такое впечатление на жившего в Константинополе знаменитого турецкого врача Эммануэля Тимони, что он написал книгу на английском языке, где представил все детали. В 1715 году Тимони безуспешно пытался распространить свою книгу в Англии, но она совершенно не заинтересовала английских врачей. Мы еще поговорим о докторе Тимони, однако сейчас вернемся к леди Монтегю и ее роли в искоренении оспы.
По крайней мере до 1717 года леди Мэри Уортли Монтегю могла считаться женщиной, трижды получившей благословение Небес. В ее жилах текла благороднейшая кровь — она была дочерью герцога Кингстонского. Она была так красива, что самый известный английский художник того времени, сэр Годфри Неллер (его кисти принадлежат портреты четырнадцати монархов, включая Карла II, Людовика XIV и Петра Великого), умолял ее попозировать ему, и художнику удалось передать ее красоту на полотне (рис.). Впервые увидев леди Мэри, поэт Александр Поп был настолько ошеломлен, что посвятил ей поэму, которая начиналась так:
Помимо благородного происхождения и красивого лица, Небо наградило леди Монтегю и блестящим умом. Счастливым образом она сочетала в себе все эти качества вплоть до 1717 года. В тот страшный год Мэри, жившая в Константинополе вместе с мужем, послом Великобритании в Турции, заболела оспой. Она выжила, но ее лицо обезобразили многочисленные уродливые, неискоренимые рубцы, полностью скрыть которые не могла никакая косметика. Прежде леди Мэри обожала смотреться в зеркало, теперь же она бежала от него.
В том же 1717 году у леди Мэри родилась дочь. Наблюдавший леди английский врач, доктор Мейтланд, пригласил доктора Тимони ассистировать при родах. И это была большая удача для всех последующих поколений. Увидев уродливые оспины на лице леди Монтегю, Тимони убедил Мэри позволить ему сделать иммунизацию ее старшему сыну. А когда и чета Монтегю, и Мейтланд вернулись в Англию, Мейтланд провел иммунизацию и крохотной девочке, которой совсем недавно вместе с Тимони помог появиться на свет.
На латинском языке оспа называется variola, поэтому новую процедуру назвали «вариоляция». Леди Монтегю хотела, чтобы о ней узнали как можно больше людей, поэтому она попросила трех членов лондонского Королевского колледжа врачей осмотреть ее дочь после того, как доктор Мейтланд сделает ей прививку. Эти доктора в свою очередь настояли на том, чтобы в поддержку вариоляции высказался глава колледжа сэр Ханс Слоун. Тот, хотя и нехотя, согласился. Леди Монтегю, обладавшая настоящим даром устанавливать связи с представителями самых разных общественных кругов, пригласила нескольких газетных репортеров поприсутствовать на первой в Англии вариоляции, и благодаря им вариоляция получила широкую огласку.
Хотя одобрение лондонского Королевского колледжа врачей и красочные описания в газетах могли бы заставить общественность поверить в пользу вариоляции, леди Монтегю понимала, что требуется сделать еще один шаг. Она решила убедить членов королевской семьи провести вариоляцию их собственным детям. Леди Мэри обратилась к принцессе Уэльской Кэролайн и предложила, чтобы та сделала прививку двум своим дочерям. Принцесса ответила, что хотела бы получить дополнительные доказательства безопасности процедуры, и доктор Мейтланд поступил так, как было принято в то время: он сделал прививку шести заключенным, которых впоследствии выпустили из тюрьмы, и маленькому сироте. Во всех семи случаях процедура прошла успешно, и принцесса с облегчением дала согласие на вариоляцию своих дочек.
К 1735 году вариоляцию в Англии перенесли 850 человек. Столь низкое число объяснялось тем, что некоторые хирурги настаивали на необходимости некоего подготовительного периода, по сути дела абсолютно ненужного. В течение шести недель до вариоляции людей подвергали кровопусканию, сажали на низкокалорийную диету и усиленно промывали им кишечник. Неудивительно, что к концу шестой недели такого режима их подопечные слабели и плохо себя чувствовали. Прошло тридцать лет, прежде чем врачи отказались наконец от варварского ритуала. А тем временем члены Королевского колледжа единодушно решили, что должны всеми силами поддерживать новую методику вариоляции.
Несмотря на первые радужные отчеты, вариоляция отнюдь не всегда давала положительные результаты. Современные подсчеты показывают, что доля умерших после процедуры достигала 12 % — по сегодняшним меркам, это недопустимо высокий показатель. Впрочем, по сравнению с альтернативой — летальность на уровне 20–40 % во время тяжелых эпидемий — вариоляция явно оказывалась наименьшим из зол. Но, поскольку успех ее был довольно относительным, она так и не завоевала популярности в американских колониях, а несколько штатов даже объявили ее противозаконной.
Иными словами, существовала острая необходимость в разработке более безопасного способа предотвращения оспы. Человека, которому суждено было найти такой способ, звали Эдвард Дженнер, и родился он неподалеку от Бристоля, в городке Беркли, в графстве Глостершир, 17 мая 1749 года. Его отец, Стивен, был священником англиканской церкви. Он женился на Саре Хед, дочери преподобного Генри Хеда, викария в Беркли, а после смерти Хеда занял его должность.
У Стивена и Сары родилось девять детей, двое из которых умерли; Эдвард, восьмой по счету, остался сиротой в пять лет. Его мать умерла в возрасте сорока шести лет после рождения девятого младенца, а спустя два месяца скончался и пятидесятидвухлетний отец.
Поскольку два старших брата Дженнера, Стивен и Генри, учились в Оксфорде, мальчиком занимались три сестры — Мэри, Сара и Энн. Однако самую большую привязанность, самую глубокую и благодарную любовь маленький Эдвард испытывал к старшему брату Стивену, который очень поддержал его в юные годы. Стивен, последовавший по стопам отца, тоже стал священником. Эдвард любил музыку и очень неплохо играл на скрипке и флейте. Неподалеку от Дженнеров жило семейство Беддоуз. Томасу Беддоузу, старшему другу Эдварда, позже предстояло сыграть заметную роль в истории вакцинации.
Когда Эдварду исполнилось восемь лет, братья и сестры решили отдать его в бесплатную школу-интернат, а вскоре школу охватила страшная эпидемия оспы, произведшая неизгладимое впечатление на маленького Дженнера. В спешном порядке вариоляции подвергали всех учеников, не прошедших ее ранее, в том числе и Эдварда. Мальчику, и без того растерявшемуся в незнакомой обстановке, пришлось выдержать бесполезную и потенциально опасную подготовку с неизбежными кровопусканиями, голоданием и клизмами. Через шесть недель ослабленный, истощенный, перепуганный и несчастный ребенок получил прививку, а затем его поместили в лазарет вместе с детьми, уже заразившимися оспой и находившимися по большей части в безнадежном состоянии.
Этот пугающий опыт имел для Эдварда тяжелые психологические последствия, включая бессонницу, тревожное состояние и слуховые галлюцинации. Поняв, что с мальчиком происходит что-то неладное, старшие братья и сестры решили перевести его в другое учебное заведение — очень маленькую частную школу. Там он приобрел друзей, оставшихся с ним рядом всю его последующую жизнь, а его самый близкий друг, Калеб Парри, позже принимал участие в медицинских опытах Дженнера. Учебная программа (греческий, латынь и религия) не соответствовала ни темпераменту, ни врожденным способностям Дженнера. Он плохо усваивал греческий и латынь, учеба вгоняла его в скуку, и он утратил к ней всяческий интерес. К счастью, у него появилось два хобби: он разводил сонь и собирал окаменелости.
Стивен и Генри надеялись, что Эдвард пойдет по их стопам и поступит в Оксфорд, однако в правилах поступления четко оговаривалось, что абитуриент должен блестяще знать греческий язык, латынь и основы религии. У одного из братьев (вероятно, У Стивена) хватило ума и доброжелательности, чтобы понять: Эдвард интересуется биологией и для него более подходящей может стать профессия врача.
Эдвард не мог претендовать на поступление в лучшие медицинские учебные заведения того времени — Оксфордскую или Шотландскую медицинские школы. Хотя в системе английской медицины уже начинались какие-то изменения, в ней еще сохранялось разделение на врачей и хирургов. Хирурги были гораздо менее образованны и приобретали познания в медицине скорее на практике, чем в университетах. Колледж врачей носил звание Королевского, хирургический колледж — нет. К врачам обращались «доктор», к хирургам — «господин».
Хотя никаких особенных академических успехов у Эдварда не было, его знаний хватило на то, чтобы стать учеником младшего хирурга. В восемнадцатом веке английские дети из любого слоя общества часто брали на себя взрослые обязанности в гораздо более юном возрасте, чем сегодня. В частности, учениками хирургов становились, по нашим меркам, совсем еще юнцы. Дженнер стал учеником сельского хирурга Джона Ладлоу, когда ему едва исполнилось тринадцать, и проучился у него шесть лет. Работая под руководством Ладлоу, он с интересом слушал, о чем рассказывали сельские жители своему хирургу. В частности, в 1768 году, уже в конце обучения, он услышал разговоры о том, что доярки, заражавшиеся коровьей оспой, в дальнейшем никогда не заболевали оспой человечьей. (Коровья оспа — это неопасная болезнь, поражающая вымя и соски коров, причем только в Британии и в других странах Западной Европы.) Именно эта история навела Дженнера на мысль о том, что намеренное заражение людей коровьей оспой может в будущем предохранить их от заболевания страшной болезнью.
Прежде чем Дженнер получил возможность проверить правильность своей идеи, он переехал в Лондон, где поступил на учебу в больницу Святого Георга. В то время эта больница не пользовалась ни широкой известностью, ни уважением, хотя ее главному хирургу, Джону Гунтеру, вскоре суждено было завоевать репутацию самого выдающегося хирурга в Англии. А тогда Гунтер решил сдавать комнаты в своем доме студентам, и его первым постояльцем стал Дженнер.
Дженнер стал близким другом Гунтера, хотя по характеру эти люди совершенно не походили друг на друга. Шотландец Гунтер отличался нарочитой грубостью, нетерпением, мог быть невежливым и наглым, ему нравилось казаться деспотичным и критиковать всех и вся. Более молодой Дженнер был добрым, терпеливым, заботливым, вежливым и кристально честным человеком. Гунтер считал, что спокойствие Дженнера оказывает благотворное действие на людей, а Дженнер часто называл Гунтера «милейшим человеком». Понимая, что любой, кто осмелится критиковать Гунтера или не соглашаться с ним, вызовет у того приступ гнева, Дженнер из кожи вон лез, чтобы защитить своего учителя; он знал, что у Гунтера развивается по тем временам загадочная и, как правило, смертельная болезнь — стенокардия.
Ни в одной британской медицинской школе Дженнер не мог бы получить таких уникальных знаний, как за два года работы в больнице Святого Георга. Он накопил значительный опыт применения новейших хирургических методик и, что еще важнее, научился у Гунтера не гадать, а доказывать или опровергать гипотезы на основании хорошо продуманных опытов. В наше время такой подход считается само собой разумеющимся, но в XVIII веке он воспринимался как нечто новое.
Именно в те годы зарождалась новая наука — физиология. Гунтер всегда ставил на первое место анатомию, но постепенно и он начинал понимать, что физиология не уступает ей по значимости. Со временем у него скопилась коллекция из примерно тринадцати тысяч анатомических, патологических и биологических препаратов (позже она легла в основу создания Гунтеровского музея). Поскольку Дженнер хорошо знал эту коллекцию и имел большой опыт классификации препаратов, в 1771 году Гунтер рекомендовал его капитану Джеймсу Куку, вернувшемуся в Англию после плавания на «Индеворе». Дженнеру предстояло разобрать тысячи образцов растений, собранных главным ботаником экспедиции Кука сэром Джозефом Бэнксом. Великолепная работа Дженнера настолько понравилась Бэнксу, что он пригласил молодого врача принять участие во втором кругосветном плавании Кука, но Дженнер это приглашение отклонил. Даже Гунтер не смог убедить его согласиться. После двух лет, проведенных в Лондоне, Дженнер мечтал о тихой и спокойной жизни в английской глубинке. У него никогда не было своей семьи, и он отчаянно желал вернуться в Беркли и жить рядом с любимым старшим братом Стивеном.
Еще до приезда в Лондон, с того времени, как Дженнер был учеником хирурга, мысли его занимала одна проблема: коровья оспа, все та же коровья оспа и ее гипотетическая способность обеспечить иммунитет против натуральной оспы. Он неоднократно обсуждал эту проблему с Гунтером и специально для него нарисовал типичные для коровьей оспы поражения на руке. Идеи Дженнера произвели на Гунтера такое впечатление, что он постоянно рассказывал своим студентам о связи между коровьей и натуральной оспой. Один из этих студентов передал услышанное врачу-лектору Джозефу Адамсу. Тот в свою очередь указал на возможную связь между двумя болезнями в своей знаменитой книге «Наблюдения о смертельных ядах, хронических и острых».
В Лондоне Дженнер завоевал репутацию хорошего врача, поэтому вскоре после его возвращения в Беркли на него посыпались весьма заманчивые предложения работы. Гунтер умолял его вернуться и занять должность его ассистента по исследованиям — ему казалось, что от такого предложения Эдвард просто не сможет отказаться. Университет в Эрхаленкене, чтобы привлечь его в свои стены, был готов присудить ему почетную докторскую степень. Кроме того, ему предлагали отправиться в Индию и занять там должность хирурга с колоссальным жалованьем. Дженнер вежливо, но твердо отклонил все предложения; он принадлежал Беркли и не желал порывать связи с этим городом.
Богатство в Беркли измерялось количеством земли, и богатые люди автоматически становились частью местной знати. По этим меркам Дженнер, который к описываемому периоду унаследовал довольно значительный участок и кое-какую собственность, вполне мог считаться сельским аристократом. Его увлечения — музыка, литература, живопись, орнитология и химия — значили для него не меньше, чем профессия. Местные жители часто называли его «искателем приключений». Все получали удовольствие от общения с ним: он обладал хорошим чувством юмора, прекрасно играл на скрипке и флейте, был обаятельным, изобретательным и любознательным человеком. Дружба очень много значила для него, и он поддерживал постоянные контакты со школьными друзьями.
Удовольствия светской жизни и напряженная работа сельского врача не мешали Эдварду Дженнеру вести интенсивную переписку со своим лондонским наставником Джоном Гунтером. Судя по всему, в 1780-х годах именно Гунтер посоветовал Дженнеру заняться изучением повадок кукушки.
Задолго до того, как Дженнер начал изучать эту странную птицу, люди знали, что кукушка никогда не строит собственных гнезд, никогда не высиживает собственные яйца и никогда не кормит вылупившихся птенцов. Причина, по которой эта невероятная птица кладет свои яйца для насиживания в гнезда обычных лесных завирушек, оставалась непонятной. Еще более загадочным представлялся тот факт, что спустя двадцать четыре часа после того, как кукушонок вылуплялся из яйца, все яйца «приемной матери», завирушки, оказывались выброшенными из гнезда. Дженнер решил найти объяснение этим таинственным явлениям.
Изучая цикл миграций кукушки, он выяснил, что, в отличие от других перелетных птиц, кукушка появляется в Англии лишь в середине апреля, а яйца начинает откладывать только в середине мая. Для того чтобы вылупились птенцы, яйцам требовалось не менее двух недель высиживания. Затем еще две или три недели птенцы оставались в гнезде и только после этого делали первые попытки летать и самостоятельно добывать пищу. Дженнеру удалось установить, что в начале июля все кукушки уже улетали из Англии. Таким образом, кукушечье потомство оставалось брошенным на произвол судьбы еще до того, как птенцы становились самостоятельными.
Разгадав, почему кукушка предоставляла лесным завирушкам высиживать и кормить своих птенцов, Дженнер испытал удовлетворение. В отличие от кукушки, слишком поздно прилетавшей в Англию весной и слишком рано улетавшей летом, лесная завирушка оставалась на месте и, следуя инстинкту, выполняла свой родительский долг. Объяснить, почему природа побудила кукушку выбрать в качестве приемной матери своим птенцам именно лесную завирушку, Дженнер не пытался, однако благодаря терпеливому наблюдению за многочисленными гнездами завирушек, куда кукушки подбрасывали свои яйца, он сумел понять, каким образом яйца и птенцы завирушек исчезали из гнезд менее чем через сутки после того, как кукушата вылуплялись из яиц.
К своему величайшему удивлению, Дженнер обнаружил, что уже через час после появления на свет кукушонок, будучи слабым и совершенно слепым, начинает обшаривать гнездо в поисках других птенцов или яиц. Дженнер удивился еще больше, когда увидел, что в этих поисках кукушонок активно использует концы своих крыльев. Он шарил крыльями по гнезду и, наткнувшись ими на другого птенца или на еще целое яйцо, медленно придвигался и втискивался под него. Затем птенец причудливо изгибался, так чтобы добыча оказалась в углублении у него на спине, поднимался с ней к краю гнезда и резким толчком выбрасывал свою жертву наружу. Несколько раз Дженнер, увидев эту ужасную картину, клал птенца или яйцо обратно в гнездо. Однако кукушонок вновь нашаривал его концами крыльев и повторно выбрасывал из гнезда.
Однажды Дженнер нашел гнездо, в котором находились два вылупившихся кукушонка. Вот как он описал увиденное:
Буквально через несколько часов после появления на свет между кукушатами завязалась борьба за владение гнездом, продолжавшаяся вплоть до следующего вечера, когда один из них смог выкинуть другого… Борьба эта происходила весьма интересным образом. Удача улыбалась то одному птенцу, то другому, им по очереди удавалось поднимать друг друга к краю гнезда, но потом под тяжестью ноши они снова падали на дно, и эти усилия продолжались довольно долго, пока наконец в гнезде не остался более сильный птенец, которого и выкормила лесная завирушка.
Увидев своими глазами эти необычные явления, Дженнер исследовал спинки кукушат, чтобы понять, откуда берется углубление, благодаря которому птенец может поднять и потом выбросить из гнезда другого птенца или яйцо. Обратимся снова к его описанию:
Необычная форма вполне отвечает поставленной задаче: дело в том, что, в отличие от других птенцов, спинка кукушонка от лопаток до самого низа очень широкая, а в середине ее имеется ярко выраженное углубление. Судя по всему, природа создала это углубление именно для того, чтобы яйцо или птенец завирушки наверняка не выпадали оттуда, когда кукушонок поднимает их к краю гнезда. В возрасте примерно двенадцати дней углубление полностью сглаживается, и спинка кукушонка уже ничем не отличается от спинок других птенцов.
Зная о том, что Джон Гунтер интересуется происхождением волосяных комков в желудках ряда животных, Дженнер изучил также желудки кукушат и с удовлетворением нашел в них волосяные шарики. Он послал их Гунтеру, и тот с радостью дополнил ими свою довольно-таки мрачную коллекцию. Надо сказать, что Гунтер настолько высоко оценил все сообщенные Дженнером сведения о кукушках и волосяные шарики, присланные для его бесценной коллекции, что он попросил Дженнера описать результаты его наблюдений в письме. В 1788 году Гунтер опубликовал это письмо в журнале «Philosophical Transactions of the Royal Society». Статья произвела сенсацию и в дальнейшем стала основанием для принятия Дженнера в Королевское общество.
Занятия Дженнера не ограничивались выполнением обязанностей сельского врача и наблюдением за кукушками. Он находил время для игры на скрипке и флейте, а также сочинял баллады и песни. Узнав о том, что к 1772 году миллионы чернокожих были перевезены в Западное полушарие и обращены в рабство, он настолько возмутился размахом и бесчеловечностью работорговли, что написал слова и музыку осуждающей ее песни:
Дженнер посвящал время и другим непрофессиональным занятиям (если допустить, что своей профессией он все-таки считал медицину). Так, услышав о том, что два брата-француза построили воздушный шар для перевозки пассажиров и, наполнив его водородом, пролетели значительное расстояние, он самостоятельно сделал огромный шар из шелка и тоже заполнил его водородом. Хотя идея о перевозке пассажиров на воздушном шаре так и не была реализована, сельский доктор Эдвард Дженнер стал первым англичанином, построившим воздушный шар. Ему пришлись по вкусу все этапы этого предприятия: шитье шара, получение водорода, чтобы наполнить его, проведение научных экспериментов и наслаждение успешным результатом. (Вскоре после этого воздушные шары приобрели популярность и в Соединенных Штатах Америки, а одним из первых американцев, отважившихся путешествовать по воздуху, стал Бенджамин Франклин.)
Совершенно естественно, что достойный джентльмен брачного возраста, каковым являлся Дженнер, привлекал внимание молодых дам, но, несмотря на все его светские таланты и обаяние, серьезные отношения у него как-то не складывались. Гунтер знал, что в течение примерно десяти лет у Дженнера был роман с некой молодой женщиной. Он никогда не называл ее имени, и установить, кем она была, не представляется возможным. После разрыва с ней Дженнер очень страдал. Впрочем, увлечение воздухоплаванием исправило его настроение, а вскоре после этого в его жизни появилась другая женщина, Кэтрин Кингскот. Она жила в деревушке, основанной ее предками и носившей то же фамильное имя. Стремясь произвести впечатление на Кэтрин, а также, безусловно, и на ее влиятельных родственников, Дженнер избрал Кингскот стартовой площадкой для своего второго полета на воздушном шаре. Судя по всему, его затея увенчалась успехом, поскольку 6 марта 1788 года Эдвард и Кэтрин сочетались браком в приходской церкви Кингскота. Ему исполнилось тридцать восемь лет, ей — двадцать семь. Он ухаживал за ней несколько лет и в предвкушении свадьбы купил дом в Беркли.
Трудно было найти двух людей, столь непохожих друг на друга; перед нами типичный случай единства противоположностей. Миссис Дженнер была замкнутой, почти ни с кем не дружила и ненавидела светские приемы и вечеринки. Эдвард, религия и дети (когда они появились) — вот и всё, что её волновало в этой жизни. Тем не менее Кэтрин была послушной женой, старавшейся сделать все, чего хотел Дженнер. Когда он просил, она скрепя сердце даже устраивала шумные домашние приемы. И, что важнее всего, не мешала ему заниматься ни его профессией, ни хобби.
А между тем Дженнер не переставал интересоваться загадочным заболеванием, впервые описанным в 1772 году Уильямом Геберденом. Геберден назвал это заболевание грудной жабой, описал его симптомы и указал, что, как правило, оно смертельно. Однако Гебердену так и не удалось понять, какие именно процессы, происходящие в грудной клетке, вызывают характерные боли, испытываемые больными. Аналогичным образом ни Дженнер, ни Гунтер, проводившие в 1772 году вскрытие тела одного из больных Гебердена, умершего внезапно во время приступа, не смогли определить причину его смерти. Дженнер вспоминал, что, хотя Гунтер обследовал сердце этого человека, ему не пришло в голову проверить состояние венечных артерий.
В промежутке между 1783 и 1793 годами сам Дженнер также провел вскрытие тела больного, умершего после приступа грудной жабы (стенокардии). Вот что он писал об этом своем доброму другу Калебу Парри:
Обследовав более значимые части сердца и не найдя с помощью средств, на которые я мог рассчитывать, никаких причин внезапной смерти больного или симптомов, предшествовавших ей, я приступил к поперечному разрезу сердца совсем рядом с его основанием, и вдруг мой скальпель уперся в нечто, настолько жесткое и твердое, что на нем могли остаться зазубрины. Хорошо помню, что я посмотрел на потолок — он давно нуждался в ремонте, и я решил, что с него упал кусочек штукатурки. Однако дальнейшее изучение позволило установить истину: венечные артерии превратились в окостеневшие каналы.
Обнаруженное Дженнером обызвествление венечных артерий впервые навело его на мысль о том, что именно обструктивное поражение этих артерий и является причиной стенокардии и внезапной смерти, столь часто настигавшей людей, страдавших этим заболеванием. Это подозрение превратилось в уверенность после того, как последующие вскрытия умерших от стенокардии подтвердили непременное наличие одной или нескольких закупоренных венечных артерий.
К тому моменту, как Дженнер сделал это открытие, он уже знал, что его учитель и дорогой друг Джон Гунтер страдает стенокардией. Дженнер не хотел, чтобы тот узнал, что причиной его болезни является зловещая закупорка одной или нескольких венечных артерий, а потому решил не предавать свое важнейшее открытие гласности. Никогда ранее история медицины не знала случая, чтобы открытие такой значимости осталось тайной лишь из-за того, что врач захотел пощадить друга и избавить его от новых потрясений.
Хотя Дженнер не сообщил о своих выводах относительно венечных артерий самому Гунтеру, он посвятил в них лечивших его врачей, но те не восприняли всерьез его открытие. Однако в 1793 году, после смерти Гунтера, один из этих врачей во время вскрытия тела обследовал венечные артерии и сообщил Дженнеру, что тот оказался прав: венечные артерии Гунтера были непроходимы.
Мы видим, что, стоило Дженнеру заинтересоваться какой-либо проблемой, как он начинал всерьез изучать ее; так обстояло дело с поведением кукушат и с причинами стенокардии. Вопрос о возможной связи между коровьей, конской и натуральной оспами по-прежнему занимал его. На одной медицинской конференции он встретился с неким господином Фрюстером и узнал, что в 1765 году тот представил Лондонскому медицинском обществу доклад о коровьей оспе и ее способности предотвратить заболевание натуральной оспой. (Доклад так и не был опубликован.) Рассказ Фрюстера о возможной взаимозависимости между двумя болезнями показался Дженнеру чрезвычайно интересным. В результате они с Фрюстером посвятили почти все время, отведенное им на конференции, обсуждению различных видов оспы, и члены Общества даже пригрозили Дженнеру исключением, если эти дискуссии не прекратятся. По мнению собравшихся, данная проблема не имела никакого значения для медицины.
Сегодня нам известно, что натуральная оспа, коровья, свиная, конская и великое множество других видов оспы животных вызываются вирусами семейства Orthopox и что всеми этими заболеваниями могут заражаться и люди (рис.). Инфицирование одним видом заболевания создает у человека иммунитет против всех остальных заболеваний группы. Этого Дженнер не знал, но в декабре 1789 года произошли события, непреходящую историческую значимость которых он оценил мгновенно.
Пустулы на руке крестьянки, зараженной коровьей оспой. Рисунок взят из книги Эдварда Дженнера (1798), в которой описывается защитный эффект вакцинации коровьей оспой
Няня, ухаживавшая за сыном Дженнера Эдвардом-младшим, заболела свиной оспой. С ней тесно общались еще две женщины. Семнадцатого декабря Дженнер взял жидкость из пузырька на коже заболевшей женщины, сделал всем трем контактировавшим с ней (двум женщинам и своему сыну) надрезы на коже руки, а затем втер туда этот материал. На девятый день после прививки все трое заболели, у них появились покраснение и припухлость на руках — в том месте, где Дженнер делал надрезы.
Через несколько недель он подверг всех троих вариоляции натуральной оспой; это не вызвало ни симптомов заболевания, ни сыпи. И, хотя сам Дженнер не осознавал этого, данный случай действительно заслуживает того, чтобы о нем помнили. Материал, взятый от человека, больного свиной оспой, и введенный трем здоровым людям, предохранил их от заболевания натуральной оспой!
Восемнадцатого июля 1790 года доктор Хикс уведомил Медицинское общество Глочестершира о вспышке свиной оспы в графстве. Дженнер обсудил свой эксперимент с Хиксом, и на сентябрьском собрании Общества они представили совместный подробный доклад об опыте, поставленном Дженнером над своим сыном и двумя женщинами. Их выступление не произвело особого впечатления на слушателей. Да и сам Дженнер относился к результатам своих опытов с осторожностью, а потому в декабре 1790 года он провел сыну повторную вариоляцию. У Эдварда-младшего на сей раз все-таки возникла типичная оспоподобная реакция, однако в очень слабой форме. (Сегодня известно, что свиная оспа обеспечивает лишь временный иммунитет против натуральной оспы.) Будучи по-прежнему неуверенным в действенности своих методов, Дженнер в декабре 1791 года третий раз подверг сына вариоляции. На сей раз у мальчика вообще не было никакой реакции — вариоляция зараженным веществом, взятым у больного натуральной оспой защищала от повторного заражения дольше, чем вещество, взятое у больного свиной оспой.
Судя по всему, в последующие годы Дженнер больше не экспериментировал с разными видами оспы. В 1795 году он заболел тифозной лихорадкой, после которой довольно долго лечился на знаменитом курорте в Челтенхеме. Там — вероятно, принимая ванны, хотя точно это неизвестно, — он придумал схему блестящего эксперимента, в целом похожего на тот, что он уже поставил на Эдварде-младшем и двух женщинах. Новый план исследований был достаточно прост. Он введет здоровому человеку, никогда не болевшему оспой, жидкость из пузырька коровьей оспы. После того как этот человек поправится, Дженнер проведет ему вариоляцию натуральной оспы; и если тогда он не заболеет, это будет означать, что коровья оспа создала у него иммунитет против натуральной оспы.
Дженнер не умел хранить секреты, поэтому нет сомнений, что он обсуждал предполагаемый эксперимент со многими людьми. А тем временем появлялись все новые клинические примеры того, как коровья оспа защищала людей от оспы натуральной, что конечно же повышало уверенность Дженнера в успехе предстоящего опыта. У коровьей оспы есть одна особенность — она может на несколько лет полностью исчезнуть, а потом появиться вновь. Поэтому Дженнер понимал, что в широких масштабах его схема будет работать длительное время лишь в том случае, если ему удастся передавать коровью оспу от человека человеку. Ему предстояло тщательно подобрать кандидатуру для проведения опыта, чтобы в случае неудачи родственники не развернули общественную кампанию. Его выбор пал на восьмилетнего Джеймса Фиппса, сына бездомного, работавшего у Дженнеров по найму. Донором стала дочь богатого фермера Сара Нелмес; в царапину на ее руке попала инфекция, когда она доила корову по кличке Цветок, больную коровьей оспой. Эта стадия эксперимента не вызывала у Дженнера никаких опасений. В конце концов, коровья оспа у людей протекала легко, и еще никто от нее не умер.
Наконец настал судьбоносный день — 14 мая 1796 года. Дженнер сделал на левой руке Джеймса два надреза, каждый длиной чуть более сантиметра. Затем, обмакнув кончик ланцета в жидкость, полученную из пузырьков коровьей оспы на руке Сары, он ввел эту жидкость в оба разреза. Через восемь дней у мальчика появились пустулы, напоминавшие те, что возникают при коровьей оспе. В течение двух дней у Джеймса была повышенная температура, а затем, 1 июля, Дженнер подверг Джеймса вариоляции. Все с волнением ожидали, что у мальчика проявятся симптомы оспы, но, как и предсказывал Дженнер, у испытуемого не отмечалось ни малейших признаков заболевания. Впервые в истории Дженнеру удалось безоговорочно доказать, что прививка коровьей оспы — заболевания, протекающего у людей в очень легкой форме, — защищает здорового человека от натуральной оспы и что никаких проблем с передачей коровьей оспы от человека человеку не существует.
Наконец искоренение оспы на нашей планете стало возможным, хотя для окончательного решения этой проблемы потребовалось еще два столетия. Интересно, как отреагировала бы леди Монтегю, узнав, что вакцинация коровьей оспой обеспечивает защиту от натуральной. Мы полагаем, что она испытывала бы гордость — ведь именно благодаря ей вариоляция вошла в медицинскую практику в Англии, а открытие Дженнера в значительной степени основывалось на том факте, что прививка коровьей оспы не позволяла вариоляции вызывать характерную для нее оспенную реакцию!
Конечно, проведенный эксперимент оказался удачным и впечатляющим, но Дженнер понимал, что теперь ему предстояло упрочить свою победу над оспой, этим страшным убийцей, унесшим в могилу миллионы людей. И он продолжил свои опыты. Дженнер предусмотрительно взял жидкость из безобидных пустул, развившихся на руке Джеймса после прививки коровьей оспы. Второй группе больных Дженнер проводил прививки каплями жидкости из пустул Джеймса; когда у этих больных развились пустулы коровьей оспы, он взял жидкость и из них, а потом использовал ее для вакцинации третьей группы больных, и так далее. Таким образом, ему удалось вакцинировать восемь детей в возрасте от 11 месяцев до 8 лет. Позже двум была сделана вариоляция, давшая отрицательные результаты. Еще одному ребенку сделали вариоляцию без предшествующей прививки коровьей оспы, и у малыша развилась оспоподобная реакция, что указывало на адекватность материала, использованного при всех вариоляциях. Реакция на прививку коровьей оспы развилась у семи из восьми детей (заметим, все они были детьми наемных рабочих или прислуги).
Дженнер настолько уверовал в силу прививки коровьей оспы, что включил в группу испытуемых своего сына Роберта. По иронии судьбы, именно Роберт оказался единственным из восьми детей, у кого прививка не дала результатов. А вскоре в стране началась очередная эпидемия оспы, и Дженнер сделал то, что сделал бы на его месте любой отец — провел вариоляцию собственному сыну.
Весь июль и август Дженнер лихорадочно работал над статьей о своем эксперименте. Воспользовавшись поездкой в Лондон, он лично передал эту статью сэру Джозефу Бэнксу, президенту Королевского общества, для публикации в журнале «Philosophical Transactions». Дженнер не сомневался, что статья будет напечатана. Сэр Джозеф с величайшим уважением относился к Дженнеру, ведь именно для него Дженнер в свое время составил каталог тысяч растений, собранных капитаном Куком. И именно по просьбе сэра Джозефа Дженнер провел тщательный эксперимент, в ходе которого доказал, что навоз является лучшим удобрением для растений, чем человеческая кровь. Однако, хотя два рецензента настоятельно рекомендовали статью в печать, сэр Джозеф единолично принял решение отклонить ее. Он заявил, что необходимо описать больше случаев и что Дженнеру не следовало бы рисковать своей репутацией, представляя научному обществу информацию, столь противоречащую общепринятым воззрениям.
Дженнер понял, что для убедительного доказательства своей правоты ему необходимо повторить опыт еще хотя бы на нескольких людях. Увы, к счастью или к несчастью, в следующие два года случаев коровьей оспы не наблюдалось. Однако Дженнер не успокоился. Он подготовил новую статью, причем написал ее в нескольких экземплярах, и раздал пяти своим самым верным друзьям с просьбой подсказать, не нуждается ли текст в каких-то изменениях. Сформированная таким образом редакционная коллегия de facto собралась 1 марта 1797 года и высказала автору свои предложения, одно из которых состояло в том, что Дженнер должен опубликовать статью частным образом. Он так и сделал — поехал в Лондон и обо всем договорился.
Когда Дженнеру удалось накопить еще несколько случаев, он снова отправился в Лондон и принялся исступленно вносить добавления в рукопись. Дженнер посвятил получившийся семидесятипятистраничный труд другу детства Калебу Парри. И вот наконец его книга вышла в свет. Тогда, в 1798 году, ее продавали за шиллинг; сегодня цена одного экземпляра достигает 25 тысяч долларов. (Книга Дженнера действительно стоит этих денег, и не потому, что стала библиографической редкостью, хотя это и так, — дело в том, что ее публикация ознаменовала рождение единственного метода, придуманного к настоящему времени наукой, чтобы предупредить развитие инфекционных болезней — будь то бешенство, бубонная чума или полиомиелит. И может быть, следующий на очереди СПИД?)
Основная идея, изложенная Дженнером в его небольшой книге, состояла в том, что коровья оспа способна обеспечить защиту от оспы натуральной. В отличие от вариоляции, вакцинация коровьей оспой была безопасной. Коровья оспа не убила и не изуродовала ни одного человека. Кроме того, иногда оспа, переданная путем вариоляции, оказывалась заразной, тогда как коровья оспа, проявлявшаяся у человека после введения ему жидкости из пузырьков, протекала очень легко и никогда не была заразной.
Далеко опередив свое время, Дженнер высказал предположение, что возбудителем коровьей оспы является «вирус» — судя по всему, это слово он употребил не в современном его значении, а просто как своего рода описание принципа распространения инфекции. Для этой цели он взял латинское слово, использовавшееся в английском языке примерно с 1590 года для обозначения ядов.
В книге Дженнер подробно описал всю процедуру прививки. Его методика была настолько эффективной, что на протяжении еще двух веков ее считали стандартной. Он также указал, что его работа основана частично на клинической практике, частично на эксперименте, а частично — на гипотезе. Наконец, он пообещал продолжать свои исследования, потому что, по его твердому убеждению, это принесет благо всему человечеству. Кстати, имя леди Мэри Уортли Монтегю Дженнер в своем труде не упоминул ни разу.
Победа над оспой принесла Дженнеру славу, кроме того, у него появился шанс стать богатым человеком. Но деньги этого доктора не интересовали. Когда его друг Генри Клайн, возглавлявший хирургическое отделение в больнице Святого Фомы, где уже начали делать прививки, предложил ему сто тысяч фунтов в год за то, чтобы тот перенес свою практику в Лондон, Дженнер отказался — в письме Клайну он написал, что средств на жизнь ему хватает и что он поклялся никогда не предпринимать попыток обогатиться за счет своих открытий.
Вскоре Дженнер понял, что чистую вакцину коровьей оспы трудно не только получать, но и хранить или транспортировать. Хотя в то время еще не была открыта связь между бактериями и инфекцией, он указывал на опасность использования несвежего материала, а впоследствии выяснил, что жидкость из пузырьков коровьей оспы лучше всего брать от человека в интервале между пятым и восьмым днем заболевания. Жидкость, взятая раньше, оказывалась неэффективной; взятая же позже могла спровоцировать то, что сегодня мы называем вторичной бактериальной инфекцией.
За сравнительно короткий промежуток времени Дженнер издал еще две брошюры, одну из которых также посвятил Калебу Парри. Вскоре переводы его трудов появились в Европе. В 1800 году Джейн Остен писала, что присутствовала на званом ужине, где хозяева читали гостям брошюру Дженнера о коровьей оспе. Да, работами Дженнера теперь интересовались не только медики! Неудивительно, что к 1800 году о его опытах знал даже британский король. 7 марта 1800 года граф Беркли представил Дженнера монарху, который пожаловал ему разрешение выпустить второе издание An Inquiry into the Cause and Effects of Variolae Vaccinae («Исследование воздействия и эффектов вакцины от оспы») — на сей раз с посвящением королю.
1803 год был отмечен достижением в этимологическом плане: на смену достаточно туманному словосочетанию «прививка коровьей оспы» пришло слово «вакцинация», производное от латинского «vaccinia», что означает «коровья оспа». Этот термин придумал хирург из английского города Плимут Ричард Даннинг, выполнивший множество вакцинаций.
После выхода в свет оригинального труда Дженнера терапевты и хирурги Лондона и Глочестершира начали активно вакцинировать своих пациентов, вскоре этот метод стали применять и в других областях Британской империи, а затем он триумфально прошествовал по странам Европы и Америки. В июле 1800 года был вакцинирован первый гражданин США — пятилетний Дэниел Уотерхаус, сын доктора Бенджамина Уотерхауса, профессора теоретической и практической физики в Гарвардском университете. Доктор Уотерхаус, став ярым сторонником вакцинации, сумел убедить президента Томаса Джефферсона в ее необходимости. За несколько лет в одном только Лондоне вакцинацию прошли несколько тысяч человек. Эстафету принял Генри Клайн. Казалось бы, все складывалось хорошо. Впрочем, нашлись два врача, Джордж Пирсон и Уильям Вудвилл, которые — по разным поводам — изрядно попортили нервы Дженнеру.
Пирсон опросил многочисленных врачей и хирургов, ознакомившихся с дженнеровским «Исследованием», и в ноябре 1798 года опубликовал результаты этого опроса под названием «Исследование, касающееся истории коровьей оспы, главным образом с точки зрения вытеснения или искоренения натуральной оспы». Все однозначно высказались в пользу вакцинации, и Пирсон выразил Дженнеру благодарность за вклад в открытие этой процедуры.
Следующий шаг Пирсона немедленно привлек внимание Дженнера: он основал Институт прививок вакцины оспы. Дженнер узнал об этом, получив от Пирсона приглашение присутствовать на открытии и предложение стать одним из сотрудников института. Дженнер был возмущен: Пирсон явно хотел присвоить себе его заслуги! Дженнер отказался прийти на открытие и войти в состав сотрудников, если ему не предложат возглавить институт. Пирсон на это не согласился, и тогда Дженнеру пришлось прибегнуть к помощи ряда влиятельных людей, которые призвали к бойкоту института. Эта политическая возня занимала много времени и сильно отвлекала Дженнера от исследований, написания статей и общения с семьей.
Вудвилл — врач из больницы, где занимались лечением оспы, — в мае 1799 года написал брошюру «Отчет о серии прививок коровьей оспы с замечаниями и наблюдениями по поводу этой болезни, считающейся суррогатом натуральной оспы». Этот отчет, основанный на обширном опыте, подтверждал выводы Дженнера. Однако сразу после публикации у многих больных, вакцинированных Вудвиллом, появились высыпания на всем теле. Затем с той же проблемой у своих больных столкнулся Пирсон. Тогда Вудвилл выпустил новую брошюру, «Наблюдения по поводу коровьей оспы», где опровергал утверждение Дженнера о том, что после вакцинации сыпь появляется только на месте введения вакцины. В 1800 году Пирсон опубликовал статью аналогичного содержания в «Physical and Medical Journal».
Расстроенный этими двумя недоброжелательными работами Дженнер уверенно предположил, что причиной случившегося стало загрязнение вакцины коровьей оспы вакциной натуральной оспы. В доказательство своей точки зрения он даже послал Вудвиллу образцы чистой вакцины коровьей оспы.
Еще одним источником раздражения для Дженнера стал доктор Бенджамин Мозли — в 1799 году этот эскулап написал трактат, где отзывался о вакцинации как о «коровомании». Он высмеивал работу Дженнера и называл коровью оспу «lues bovita», то есть коровьим сифилисом. Развивая эту аналогию, Мозли высказывал предположение, что коровья оспа, подобно сифилису, может поражать мозг.
В статье другого врача, доктора медицины Уильяма Роули, утверждалось, что у одного ребенка через год после вакцинации развилась деформация лица по типу коровьей морды, а у другого началась парша (кожная болезнь, поражающая шерстистых и волосистых животных). Эта статья, автор которой полагал, что вакцинация может спровоцировать у людей болезни, характерные для животных, или просто превратить их в животных, сопровождалась страшными рисунками, изображавшими обоих детей. И уже в 1808 году доктор Ричард Риз выпустил «Практический словарь домашней медицины», где всячески осуждал вакцинацию и перечислял имена многих врачей, разделявших его точку зрения.
Конечно, у Дженнера были не только враги, но и сторонники. Одним из самых преданных его последователей стал хирург больницы Святого Фомы Джон Ринг. 19 июля 1800 года Ринг поместил в газете «Морнинг геральд» рекламу вакцинации, подписанную многими ведущими врачами и хирургами Лондона и занимавшую целую полосу; кроме того, он опубликовал множество статей, где оспаривал доводы противников вакцинации.
Противоречивые оценки вакцинации постепенно становились достоянием широкой общественности. Дженнер всегда говорил, что его ждет слава, пронизанная стрелами недоброжелательства. И вот его предчувствия оправдывались. Но, несмотря ни на что, Дженнер умудрялся сохранять спокойствие и уверенность в себе. Казалось, ему ничего не страшно, но иногда он признавался, что всегда готов к удару и даже к близким друзьям предпочитает не поворачиваться спиной.
Но особенно он переживал из-за того, что не мог уделять достаточно времени жене и детям. Оставшись сиротой в пять лет, он прекрасно понимал, как важно для маленького человека семейное тепло и домашний уют, любовь и внимание родителей. Частые поездки в Лондон, исследования, написание статей и различные политические акции — все это мешало не только общению с детьми, но и его частной практике. А вскоре он даже купил себе дом в Лондоне, так как ему приходилось проводить в столице по нескольку месяцев в году.
Прием пациентов теперь приносил Дженнеру очень мало денег. Ситуация становилась по-настоящему серьезной: сумма его долгов превысила 12 тысяч фунтов — это была по тем временам огромная цифра. Теперь Дженнер понял, как ошибся, сказав Клайну, что не нуждается в деньгах. Чтобы поправить дела, он решил открыть кабинет в Лондоне. Однако, к его разочарованию, большинство потенциальных пациентов быстро поняли, что вакцинация — довольно простая процедура, которую прекрасно может провести их привычный врач или хирург, и идея с практикой провалилась.
Тогда Дженнер и его сторонники решили обратиться с петицией в британский парламент и попросить его членов выделить Дженнеру вознаграждение для компенсации расходов, которые он понес, разрабатывая метод вакцинации. В то время как друзья Дженнера прилагали все усилия, дабы добиться положительного ответа, ему самому пришлось вернуться в Беркли. Причиной стала тяжелая болезнь жены. Миссис Дженнер страдала от туберкулеза, на этой почве у нее развилась депрессия, и в поисках помощи она обратилась к религии. Один из друзей даже предупредил Дженнера, что она хочет сделать обоих сыновей священниками. Счастливая супружеская жизнь осталась в прошлом, в доме Дженнеров начались ссоры: Кэтрин решительно осуждала идею обращения в парламент. Она говорила, что мужу следует придерживаться прежнего решения и жить на собственные доходы, которых, по ее мнению, им вполне хватало.
Палата общин приняла петицию, король дал свое принципиальное согласие, и в течение месяца комитет палаты изучал обстоятельства дела. Подробно опросив самого Дженнера, члены комитета пригласили многочисленных его сторонников и противников. Интересно отметить, что одним из самых ярких сторонников Дженнера стал Томас Беддоуз из бристольского Пневматического института. Он убедился в эффективности вакцинации после того, как медицинская общественность Бристоля под впечатлением результатов работы Дженнера решила присудить ему премию.
Как и следовало ожидать, наиболее ярыми противниками вакцинации выступили Мозли и Пирсон. Пирсон настаивал на том, что он и Вудвилл вакцинировали больше людей, чем Дженнер, и что соответственно поддержку следует в первую очередь оказать им. Пирсон сознательно лгал: он заявил во всеуслышание, что именно они с Вудвиллом, а вовсе не Дженнер, установили безопасность вакцинации для грудных детей.
В конце концов палата согласилась выделить Дженнеру деньги; единственным спорным моментом оставалась сумма. Поступило несколько предложений: двадцать тысяч, пятнадцать тысяч (в обоих случаях это решило бы все финансовые проблемы Дженнера) или десять тысяч фунтов. После долгих дебатов 2 июня 1802 года палата единогласно утвердила размер выплаты — десять тысяч фунтов.
Коллеги и друзья Дженнера нашли способы выразить свое отношение к его достижениям. В 1802 году Физическое общество клиники Гай избрало его своим почетным членом. Общество военно-морских врачей наградило его за спасение множества человеческих жизней во время войны с Наполеоном, было создано Королевское Дженнеровское общество. Как следует из названия, Общество находилось под патронатом короля и королевы, королевские дети стали его вице-патронами, а всего в руководство Общества вошли пятьдесят самых влиятельных людей Великобритании. Общество издавало научные работы и оплачивало вакцинацию бедняков. На своем первом научном заседании, состоявшемся в 1803 году, Королевское Дженнеровское общество официально одобрило термин «вакцинация». А 11 августа 1803 года город Лондон провозгласил Дженнера своим почетным гражданином — свидетельство передали ему в золотой шкатулке стоимостью 105 фунтов стерлингов. Через месяц Королевское гуманитарное общество избрало Дженнера своим почетным членом.
К этому времени «старику» Дженнеру исполнилось пятьдесят пять лет. Его работа принесла ему всемирную славу, его таланты и статус как политика и общественного деятеля вызывали всеобщее восхищение, но при этом он оставался бедным, как церковная мышь (даже после получения денег от парламента его долги достигали двух тысяч фунтов стерлингов). В августе 1803 года он продал лондонский дом и вернулся в Челтенхем и Беркли, где восстановил свою практику и прожил последующие два года.
Несмотря на то, семья не вылезала из долгов, набожная госпожа Дженнер уделяла очень большое внимание местной бедноте и занималась благотворительностью, а ее супруг построил рядом со своим домом больницу, которую назвал «Храм вакцины», и делал там бесплатные прививки.
Нет никаких сомнений, что без постоянных личных усилий Дженнера и проявленных им в последующие годы блестящих качеств политика вакцинация не утвердилась бы в медицинской практике. Живя в Челтенхеме, он по-прежнему боролся за свое детище, с горечью отмечая упрочение позиций тех врачей, хирургов и фармацевтов, которые отвергали вакцинацию. Все меньше людей подвергались вакцинации, и все больше — вариоляции. В результате в 1805 году в Лондоне от оспы умерли более восьми тысяч человек. Дженнер неустанно писал письма в защиту вакцинации.
Новые неурядицы потребовали его возвращения в Лондон. Долги оставались не выплаченными, а в Англии того времени все должники попадали в тюрьму. Парламент отсрочил положенное вознаграждение, а когда оно было наконец выдано, то оказалось, что его обложили огромными налогами и вычетами. Чтобы свести концы с концами, Дженнеру пришлось прекратить вакцинацию бедняков, и он попросил одного из своих друзей взять на себя эту задачу. Затем возникла проблема, связанная с доктором Уокером из Королевского Дженнеровского общества. Дженнер посчитал, что должен разрешить ее, но это решение было неразумным — он оказался втянутым в серьезные неприятности.
Именно Дженнер в свое время предложил назначить Уокера ординатором, отвечающим за прививки в Королевском Дженнеровском обществе. Уокер работал в так называемом Сентрал-хаусе, где беднякам делали вакцинации бесплатно. Он был грубым и нелюбезным человеком. Малейшие ошибки больных выводили его из себя. Если мать клала одежду ребенка на его стол, он швырял ее на пол; если она случайно вставала на его пути, он отталкивал ее и ставил, словно расшалившегося ребенка, лицом в угол. Если мать, по его мнению, неразборчиво произносила свое имя, он заставлял ее повторять его по буквам, медленно и громко, десять раз подряд, чтобы тем самым преподать ей урок; а если после всего этого напуганная женщина порывалась уйти, он загораживал дверь — и все это сопровождалось крайне язвительными замечаниями.
Кроме того, Уокер начал брать деньги с некоторых больных. После долгих споров Общество решило позволить ему делать это в определенных ситуациях. И тогда он совершил то, что Дженнер расценил как непростительный грех: в сентябре 1804 года Уокер написал письмо редактору «Physical and Medical Journal» и предложил новый метод получения вакцины для одних больных из пустул, развившихся после прививки у других больных. Дженнер и многие его коллеги тут же заявили, что подобная процедура снижает эффективность вакцинации. После этого на страницах журнала разгорелась жаркая полемика между Уокером и другими врачами. Дженнер упрямо стоял на своем, отвергая любые компромиссы, и многие считали, что его упрямство стало основной причиной последовавших затем катастрофических событий. Дженнер потребовал, чтобы Общество уволило Уокера. Начались острые споры, разделившие Общество на сторонников и противников Уокера. В конце концов 8 августа 1806 года он подал в отставку.
Впрочем, сдаваться Уокер не собирался. Прежде всего он отказался уйти из своего кабинета в Сентрал-хаусе, а когда наконец выехал оттуда, то забрал с собой все истории болезни. После этого он организовал кабинет в соседнем доме и получил возможность перехватывать больных, направлявшихся в Сентрал-хаус. И наконец, 21 августа 1806 года он начал открытые боевые действия, учредив Лондонский институт вакцинации, президентом которого стал лорд-мэр Лондона.
2 октября 1806 года Дженнеровское общество назначило на должность, которую ранее занимал Уокер, двадцатидвухлетнего врача Джеймса Шеридана Ноулза. Через два года Ноулз попал в долговую тюрьму. Это событие сыграло роль пресловутой соломинки, сломавшей спину верблюда; Королевское Дженнеровское общество прекратило свое существование.
Теперь угроза долговой тюрьмы нависла и над самим Дженнером. Он опять обратился к старым друзьям и попросил их оказать давление на парламент, дабы тот снова принял решение выделить ему средства.
Парламент проголосовал за обращение к лондонскому Королевскому колледжу врачей с просьбой об учреждении Комитета по вакцинации, который в свою очередь заслушал свидетельства Дженнера и других специалистов как в поддержку вакцинации, так и против нее. Кроме того, парламент попросил лондонский Королевский колледж врачей узнать мнение эдинбургского и дублинского Королевских колледжей врачей и дублинского, эдинбургского и лондонского Колледжей хирургов по этому поводу. Лондонский Королевский колледж врачей разослал своим членам, выступавшим в поддержку вакцинации, соответствующий опросный лист. Лондонский колледж хирургов, обидевшись на то, что парламент не обратился к нему напрямую, не представил никаких выводов. Дженнер горько сожалел, что такие уважаемые люди позволили чувству обиды одержать верх над научными соображениями.
А тем временем информация о бедственном финансовом положении Дженнера дошла до самых удаленных уголков планеты. В Индии граждане Калькутты собрали для него четыре тысячи фунтов, Бомбей направил две тысячи, а президент Мадраса — 1383 фунта. Наконец 29 июля 1807 года парламент проголосовал за выделение Эдварду Дженнеру гранта в размере двадцати тысяч фунтов стерлингов.
После закрытия Королевского Дженнеровского общества Дженнер стал ходатайствовать о проведении бесплатной вакцинации уже не перед частными лицами или организациями, а перед правительством. Благодаря его усилиям в 1809 году парламент создал Национальное ведомство вакцинации и назначил совет его директоров; главой ведомства стал Дженнер. Многие из членов совета, особенно те, чьи взгляды расходились с его собственными, вызывали у него активное раздражение. Начались внутренние политические распри, в результате которых Дженнер ушел со своего поста еще до первого официального собрания совета директоров. Организация просуществовала до 1867 года, после чего ее функции взял на себя Тайный совет.
Нападки на Дженнера не прекращались. Постоянно поступали сообщения о неудачных вакцинациях. Противники выпускали одну колкую статью за другой, а публике предоставлялась возможность читать язвительные сатирические стихи и даже «Дженнеровскую оперу», напечатанную в журнале «Medical Observer». А Дженнер тратил дни на изучение причин неудачных вакцинаций и на ответы все более многочисленным, все более острым критикам.
Впрочем, даже такого рода политическая борьба не помешала Дженнеру написать шестнадцатистраничную брошюру «Facts, for the Most Part Unobserved or Not Duly Noticed, Regarding Variolous Contagion» («Факты, относящиеся к заражению оспой, оставшиеся по большей части не замеченными или не описанные надлежащим образом»). В ней он описывал небольшую серию повторных заражений оспой — в описанных им случаях ни перенесенная ранее оспа, ни вариоляция не уберегла больных от второго заболевания. Писал он и о том, что оспа может поражать плод, не поражая при этом мать (современные врачи подтвердили это его наблюдение).
В 1809 году, в возрасте шестидесяти лет, Дженнер решил «уйти на покой» — хотя практику он не оставлял до 1822 года и исполнял обязанности мирового судьи в Беркли. Кроме того, он посвящал много времени новым увлечениям: садоводству, фермерству, изучению окаменелостей и геологии. До конца своих дней он оставался истинным ученым, хотя его интеллектуальные способности постепенно слабели. Так, он написал статью «Наблюдения по поводу собачьей чумы», где сообщал, что привил натуральную оспу двадцати собакам и у всех этих собак развилась чума в слабой форме, что, конечно, не могло соответствовать действительности. 31 января 1810 года от туберкулеза умер его старший сын Эдвард. Для Дженнера это был страшный удар. У него началась глубокая депрессия. Он писал другу, что никак не ожидал, что «рана окажется такой глубокой».
А потом появились признаки психического расстройства. У Дженнера возобновились слуховые галлюцинации и приступы внезапного тремора, мучившие его в восьмилетнем возрасте. Он осознавал, что подавленное состояние не позволяет ему выполнять профессиональные обязанности, а светская жизнь — театральные постановки, концерты и балы — его уже давно не привлекали. В довершение всех бед Кэтрин, страдавшая не только туберкулезом, но и артритом, оказалась прикована к постели.
13 ноября 1810 года Мэри, старшая сестра Дженнера, упала с лестницы и умерла. Теперь у Дженнера были не только депрессия и слуховые галлюцинации; он жаловался на возбуждение и «утрату мужества», которое пытался вернуть с помощью бренди и опиума.
В это же время умер друг Дженнера граф Беркли. Палата лордов, начавшая слушания по передаче титула и наследства, пригласила Дженнера выступить с показаниями в качестве мирового судьи. В письме Калебу Парри Дженнер рассказывал, что каждую ночь просыпается, весь дрожа, от кошмара, в котором выступает перед лордом-канцлером, и добавлял, что его нервы не выдержат такого испытания.
В начале августа 1812 года у второй сестры Дженнера, Энн, произошло несколько инсультов, и 25 сентября она скончалась. Теперь Дженнер окончательно пал духом. К тому же его стали мучить приступы боли в животе, развилась желтуха, появились перебои в сердце.
Почему же этот уверенный, общительный и неунывающий человек превратился в депрессивного и погруженного в себя параноика? Может быть, смерти близких людей и собственная прогрессирующая болезнь напомнили ему о детстве, когда он за два месяца стал круглым сиротой и столкнулся с пугающей практикой вариоляции, принятой в то время? Или он боялся, что на старости лет останется совсем один, боялся смерти? Или же это были первые проявления заболевания мозга? Кто знает?
А между тем Колледж хирургов, теперь получивший имя Королевского, выпустил заявление о прекращении вариоляции и поддержке практики вакцинации. Это событие, так же как и получение почетной степени Оксфордского университета, доставило Дженнеру искреннее удовольствие. (Впрочем, тут он в полной мере проявил свой вздорный и неуживчивый характер и далеко не сразу согласился надеть мантию и шапочку.) Получив эту степень, он вдруг захотел стать обладателем еще одного диплома, в котором ему отказывали на протяжении всей его профессиональной деятельности, — речь шла о членстве в лондонском Королевском колледже хирургов. Однако Королевский колледж оказался не столь гибким, как Оксфорд: от Дженнера потребовали, чтобы он сдал все необходимые экзамены, в частности по греческому и латыни!
Самым радостным событием последних лет жизни для Дженнера стало поступление его младшего сына Роберта в Оксфорд в 1815 году. Будучи подростком, Роберт постоянно ссорился с отцом, который даже как-то назвал его никчемной личностью. Роберту, как и самому Дженнеру, трудно давались греческий и латынь, однако в Челтенхеме он начал, а в Оксфорде продолжил изучать древнееврейский язык и добился больших успехов. Теперь отец с гордостью сообщал, что юноша приобрел хорошие познания в этом, как он называл его, «чудесном языке» всего за три недели. Точно так же, как его отец, Роберт Дженнер в равной мере посвящал себя и основному делу, и своим увлечениям; на первом курсе в разгар учебного года он умудрился улизнуть из университета, чтобы не пропустить охоту на куропаток в Шотландии. Узнав об этом дерзком поступке, отец заметил, что куропатки должны радоваться — ведь Роберт был очень плохим стрелком.
Вскоре, однако, радостный период в жизни Дженнера резко закончился. 13 сентября 1715 года умерла его жена. Дженнер снова впал в глубокую депрессию. Несмотря на то, что они с Кэтрин были совершенно разными по характеру людьми, и их мнения по ряду вопросов часто не совпадали, он любил жену и принимал ее религиозные воззрения и образ жизни.
Прошло время, и состояние Дженнера улучшилось настолько, что он смог принимать больных, выполнять обязанности мирового судьи и заниматься своими хобби. В какой-то мере возродился и его интерес к кулинарии: местные аристократы передавали друг другу его рецепт засолки свиных ребрышек. Новым увлечением Дженнера стала археология. Он участвовал в раскопках развалин эпохи Римской империи и впервые в Англии нашел окаменелые останки морских рептилий. Ему по-прежнему нравилось писать статьи на медицинские темы, но качество этих статей резко ухудшилось, а выводы часто бывали просто смешными.
Впрочем, уровень работ, написанных им на другие темы, оставался весьма высоким почти до самого конца его жизни. В 1820 году семидесятиоднолетний Дженнер отправил в Королевское общество статью о миграции птиц. Этот естественно-научный шедевр увидел свет в журнале «Philosophical Transactions» через год после смерти автора. В статье Дженнер указывал, что птицы, прилетающие в Англию на весну и лето, потом исчезают, потому что мигрируют в страны с более теплым климатом. Ранее считалось, что эти птицы никуда не улетают, а впадают в спячку и проводят зиму либо подо льдом замерзших прудов, либо под снегом.
5 августа 1820 года Дженнер перенес кровоизлияние в мозг, после которого несколько часов оставался без сознания. Хотя потом сознание в полной мере вернулось к нему, а явного паралича не наблюдалось, он понимал, что дни его сочтены. На протяжении всей своей жизни он любил находиться в обществе, теперь же он буквально изнемогал без общения с людьми. Он часто чувствовал себя одиноким, однако ни дочь Кэтрин, ни сын Роберт не навещали отца так часто, как ему бы хотелось.
Несмотря на слабое здоровье, в конце 1821 года Дженнер навестил в Бате своего друга детства Калеба Парри. Было бы интересно узнать, о чем беседовали эти два старика. Парри умер через месяц после визита Дженнера; несмотря на плохую погоду, тот все-таки приехал проводить старого друга в последний путь.
26 января 1823 года у Дженнера произошел второй инсульт, после которого он скончался. Как ни странно, хотя в Лондоне знали о предстоящих похоронах, из столицы никто не приехал. На скромной церемонии присутствовали только местные жители. Конечно, среди них были его дети Кэтрин и Роберт, а также несколько других родственников и немного посторонних. Особенно глубокую скорбь испытывал один из присутствующих — Джеймс Фиппс, первый человек в мире, перенесший вакцинацию.
Благодаря своим способностям Эдвард Дженнер, оставшийся сиротой в пятилетнем возрасте, слабый ученик и медлительный работник, смог стать одним из величайших ученых в истории науки. Благодарный мир всегда будет у него в долгу. Он любил свою профессию врача, любил медицину и обогатил ее двумя сенсационными открытиями: изобрел вакцинацию и впервые понял, что причиной стенокардии и сердечных приступов является заболевание коронарных артерий, а злоба и раздражение только усугубляют эти состояния. Кроме того, Дженнер любил свои хобби и сделал ряд выдающихся открытий и в других областях. Орнитологи и сейчас высоко ценят его работы о кукушках и о миграции птиц. Геологи же утверждают, что одним из самых заметных вкладов в науку стало открытие Дженнером окаменелых останков доисторической морской рептилии, плезиозавра. Можно ли назвать еще одного ученого, добившегося таких выдающихся результатов в столь разных областях?
Дженнер мечтал о том, чтобы в один прекрасный день благодаря его открытию оспа навсегда исчезла с планеты Земля. Это произошло в XX веке. Доживи Дженнер до наших дней, он пришел бы в восторг от того, как применяется сегодня его методология введения мертвых бактерий или их токсинов — а также мертвых или ослабленных вирусов — в тело человека с целью выработки сопротивляемости огромному множеству болезней, считавшихся ранее смертельными. Безусловно, его восхитил бы перечень заболеваний, с которыми сегодня можно бороться путем вакцинации: бубонная чума, ветряная оспа, холера, дифтерит, краснуха, гемофилический грипп типа В, гепатит А, гепатит В, грипп, корь, паротит, паратиф, пневмококковая пневмония, полиомиелит, бешенство, пятнистая лихорадка Скалистых гор, столбняк, тиф, брюшной тиф, коклюш и желтая лихорадка. И, быть может, в не столь отдаленном будущем мы найдем и вакцину, которая защитит человечество от СПИДа.
источник