Спасибо Open Kitchen, C4 и Brothers in Rock за то, что исполни мечту! 
Увидеть #Motörhead хотел давно, с тех самых пор как однажды услышал их мощнейшие буквально переполненные драйвом песни. В 2013 году даже намечался в Киеве первый концерт (помню, приобрёл портфель March or Die, по этот день с ним хожу) но по известным причинам, #Lemmy начал сдавать позиции: сэты становились короче, стремительные молниеносные композиции звучали уже не так быстро.
Показать полностью… Тем не менее, старик оставался в строю, с фирменным Рикенбекером наперевес и высоко поднятою головою в чёрной широкополой шляпе, под громоподобные раскаты баса он продолжал делиться мировоззрением и жизненным опытом с фанатами. Хотя казалось ему не то что петь, а просто — тяжело находится на сцене. Он был воплощением твёрдости и стойкости. Всё чаще концерты отменялись, в том числе и украинский, что конечно не нравилось Килмистеру. А затем и вовсе закончилась эра Motörhead, длившеяся считал полвека — 40 лет.
Трибъютов самой громкой банде в мире (однажды менеджеру позвонил кто-то живущий милях в двух, заявив, что не слышит телевизор в собственном доме, а это ведь разминался всего Эдди Кларк) было достаточно и при жизни. Только в большинстве своём им не хватало напористости, другим — оставаться собою, они эксплуатировали образ человека ставшего Рок-иконою (и капитаном этого корабля), манеру поведения. Взять хотя бы Bömber Аббата — для выступлений он отращивает усы и выходит на сцену всё с тем же узнаваемым Рикенбекером до высокоподнятого микрофона на стойке. Ничего плохого в этом нет, согласен. Только когда речь идёт о Лемми — копировать его неприемлемо, он неподражаем. Цитирую Микки Ди: «он был настоящим, один такой на весь мир!». Человек с большой буквы: бескомпромиссный, прямой, честный, очень сильная личность. Многие даже откровенно боялись его, но тем кто обращался по-хорошему он никогда не отказывал.
Имея огромный творческий потенциал, Лемми никогда не использовал его в коммерческих целях, для него музыка не являлась способом стать богатым. Сочинял только те песни, которые хотел играть, а если не нравилось — катитесь! Наглядный пример история с одной обложкой: вернувшись в студию Лемми увидел на эскизе вместо привычного москота голую девку на мотоцикле, и выбросил эскиз прямо через окно, тот ещё и на машину продюсера угодил. Конечно он там всех разозлил и дальнейшему сотрудничеству с лейблом поступок не поспособствовал. Да что там, он за 4 кавера записанные раскрученной и успешной Металликой получил больше денег, чем за все альбомы Motörhead 
Рассказывать можно много историй, но вернёмся к музыкантам из Днепропетровска.
О С4 узнал незадолго до их полтавского выступления и сразу проникся — они понравились тем, что не копировали легенду, нарезали Хард-н-Хеви (иногда Треш — в общем квинтэссенцию самого трушного и тяжелого) определённо приближенно к оригиналу. Конечно, вокалисту не хватало хрипотцы, таким голосом обладал только Лемми, зато саунд валил раскатисто! С4 не из тех трибъютов в исполнении которых просто не узнаёшь некоторые вещи. Наоборот, к материалу Отца отнеслись с уважением и любовью. И с радостью общались с присутствующими, рассказывали что-то особенное практически о каждой из песен. Вспоминали друзей Килмистера. И рубись-колосились без пауз, прокачали так, что после полночи эхо будет гулять.
Единственный минус, хотелось услышать Brotherhood of Man, Civil War, Devils, Living in the Past, Stay Clean. Только альбомов Моторов так много и все они такие классные, что выбрать из них лучшее не просто. В целом сет подготовили нам отличный. Особенно поправилась классика: Ace of Spades, Iron Fist, Rock Out, Overkill. The Game и Kill by Death — приятный сюрприз.
Born to lose — Live to Win! 
источник
Lemmy Kilmister — White Line Fever. The Autobiography (2012)
Лемми — это Лемми и пояснения здесь излишни. Создатель «Motorhead» оказался еще и отличным писателем — во всяком случае, его автобиография читается смешнее, умнее и сочнее, чем многие художественные произведения. На русском она так же известна как «Дорожная лихорадка», перевод найти не проблема, но он неофициальный, насколько я понимаю.
Такой перевод названия, все-таки, выпрямляет стиль автора. По смыслу более-менее верно, но сок уходит. Тем более, что на сленге это термин куда более многозначный: он может означать и пристрастие к кокаину, и гипнотическое состояние, вызванное долгой ночной поездкой и состояние вымотанности, при том, что ты знаешь, что работы осталось еще много. К тому же, «Лихорадка на белой полосе» — американский фильм 1975 года о борьбе дальнобойщика с мафией. Хотя, опять-таки, в книге много раз встречается утверждение Лемми: «Моя жизнь это дорога, и мне это нравится».
В любом случае: чтение удивительное. Этот человек прожил семьдесят лет, родившись в год окончания Второй Мировой войны (отсюда, по его словам и увлечение нацисткой символикой и атрибутикой — это вещи из его детства). И большую часть этих лет, примерно полвека, он играл музыку, ездил в гастроли, записывал альбомы. Заметный этап его карьеры начался в Hawkwind, играющих психоделический рок, а потом создал свою группу, играющую тяжелый рок-н-ролл: настолько тяжелый, что его вечно записывают в праотцы металла, да и сам Лемми от этой чести не открещивается. Но послушайте его первый альбом, а потом — последний: это все тот же рок-н-ролл, по сути, не изменившийся ни на йоту, не поддавшийся моде и прочей дряни. Тем не менее, мы говорим о человеке, который слушал начинающих выступать Битлов, который вызывал поклонение и уважение Immortal, о музыканте, о встрече с которым благовейно рассказывал лидер Sigillum S.
Самое интересное в этой книге — то, что она напрочь лишена пафоса и самолюбования. Во время чтения возникает четкое ощущение, что вы встретили старшего приятеля и теперь дуете с ним пиво в баре, а он травит байки. Лемми мог себе позволить не жеманничать, поэтому он просто и безыскусно, не лицемеря говорит и о сексе, и о наркотиках — ну и о роке, разумеется.
Самое неожиданное для меня в этой книге было то, что из нее почти невозможно составить себе представление о том, как сам Лемми воспринимал свои альбомы — казалось ли ему, как и мне, например, что между альбомами Motorhead и Snakebite Love нет особой стилистической разницы, что это все та же музыка? Но, с другой стороны, все правильно: он пишет о своей музыкальной карьере именно так, как сам ее воспринимает — вот ушел еще один барабанщик, гитарист, продюсер — мы выбрали следующего и записали еще один альбом. В этой книге есть немного от «кухни», но почти ничего от «музыкальной критики». Зато многочисленным поборникам авторских и прочих прав почитать книгу полезно, если уж говорить о «кухне»: Лемми четко, последовательно и с аргументами излагает, почему практически вся его карьера проходила, скорее, вопреки рекорд-лейблам, чем благодаря их поддержке.
Да, конечно, с его образом жизни он, наверное, и не мог рассказать обо всем, что интересует фанатов: допустим, про упомянутые мною выше встречи с Immortal и Sigillum S в книге нет ни слова. Так же Лемми говорил о своем опыте игры в кино, но ничего не сказал о сотрудничестве с Ллойдом Кауфманом и только бегло упомянул о работе над саундреком к «Восставшему из ада» (третьему, насколько я помню, что особенно забавно — английский музыкант пишет песню для продолжения английского фильма — но уже в тот момент, когда сиквел снимают в Америке). Но, тем не менее, повторюсь — из прочитанного мной за последнее время, это одна из самых умных, смешных и зрелых книг. А читаю я очень много.
Жаль Лемми, конечно, но какая это была жизнь, а? Он умер за видеоигрой — в семьдесят лет, от рака, только что вернувшись из турне. Жизнь, которой можно позавидовать и самая тяжелая потеря после Кристофера Ли.
источник
Поделиться в социальных сетях:
Когда мы писали этот текст всего пять дней назад, то и подумать не могли, что из поздравления, полного восхищения и уважения, он превратится в траурный некролог. Но жизнь решила по-своему: Сегодня ночью Лемми не стало. М24.ru вспоминает о музыканте, однажды изменившем лицо рок-н-ролла.
Годы рок-н-ролльного безумия оставили печать на лице и на сердце, но закалили душу, именно этой душой и рогатым «Рикенбекером» он пробил дорогу своему рок-н-роллу – яростному, неукротимому и беспощадному. В Лос-Анджелесе есть бар Rainbow, где любил отдыхать душой и телом лидер группы Motorhead. Здесь он играл в любимого «Однорукого бандита», пропускал стаканчик-другой и общался со своими поклонниками, которые, зная об этом месте, обязательно заглядывали за автографом. За все время Лемми ни разу не отказал никому ни в этом самом автографе, ни в фото в обнимку, ни в возможности перекинуться с ним парой слов. Таким он был. Грозная, всесметающая боевая машина на сцене и добрый, ироничный и внимательный «сэр Лемми» – вне ее.
Это парадоксально, но факт: Лемми помнил «время до рок-н-ролла». Мальчишкой он умудрялся совмещать редакторство в школьной стенгазете и поездки автостопом на концерты The Beatles в ливерпульской «Каверне». До всемирной славы «битлам» оставалось всего ничего, Лемми – чуть больше. Он был одним из самых преданных поклонников Джона, Пола, Джорджа и Ринго, а также – страстным коллекционером их редких записей. Свое прозвище Лемми Килмистер получил в те годы. Чтобы стрельнуть у одноклассников копеечку, он произносил: «Lemme borrow a tenner» («Одолжи-ка мне десять фунтов» ). Ему не отказывали!
О Лемми написано немало, но одним из самых законченных трудов, пожалуй, стоит считать его книгу White Line Fever («Лихорадка белой линии»). На русский язык она пока не переведена, поэтому приведем несколько отрывков, переведенных интернет-энтузиастами.
Я, Ян Фрэзер Килмистер, родился в сочельник 1945 года, недель на пять раньше срока, с красивыми золотистыми волосами, которые, к радости моей странной мамули, выпали пять дней спустя. У меня не было ни ногтей, ни бровей, и я весь был ярко красный. Самое раннее мое воспоминание – я кричу. По какой причине, не знаю: может, психанул, а может, уже репетировал.
Мое открытие секса началось раньше открытия рок-н-ролла, потому что вы должны понять: первые десять лет моей жизни рок-н-ролл вообще не существовал. Были Фрэнк Синатра и Розмари Клуни, и How Much Is that Doggie in the Window, которая находилась на вершине хит-парадов много месяцев подряд! Я непосредственно наблюдал рождение рок-н-ролла. Сначала я услышал Билла Хэйли – кажется, Razzle Dazzle. Потом были Rock Around the Clock и See You Later Alligator.
Мой отчим устроил меня на фабрику, которая делала стиральные машины Hotpoint. Каждый работник отвечал только за свою часть сборки. Я был одним из первых на конвейере: мне полагалось взять четыре маленьких медных гайки и навинтить их на деталь, после чего машина опускалась и скрепляла ее края поперек друг друга. Затем я снимал эту деталь и бросал в огромный ящик. Надо было сделать пятнадцать тысяч штук, и когда я справлялся с этим количеством и чувствовал, что совершил настоящий подвиг, приходили рабочие, забирали их и оставляли пустую корзину.
Конец шестидесятых был золотым веком для рок-н-ролла в Британии. С тех пор никогда больше не было такого богатства талантов в одно время. The Beatles, The Rolling Stones, The Hollies, The Who, Small Faces, Downliners Sect, Yardbirds – все эти группы появились за какие-то три года. «Британское вторжение» навсегда изменило лицо рок-музыки, и, живя в Лондоне, мы сидели на крыше мира. В то время хорошие группы росли как грибы. Сейчас нужно еще попотеть, чтобы отыскать действительно стоящую группу в огромном количестве просто ужасных. Тогда тоже были тысячи групп, но, по крайней мере, половина из них были великолепны. Приведу простой пример: я работал на втором британском турне Хендрикса, который проходил с 14 ноября по 5 декабря 1967-го. Компания была такая: Move, только что выпустившие два хита № 1 подряд; потом Pink Floyd с Сидом Барретом – это был его последний тур; Amen Corner, которые тогда были на втором месте в хит-парадах; Nice, в составе которых играл юный органист Кит Эмеросон; и Eire Apparent, которые позднее превратились в Grease Band, аккомпанировавший Джо Кокеру. И на все эти группы вы могли посмотреть за семь шиллингов и шесть пенсов (американские 70 центов). И для того времени это было нормально.
У меня была целая уйма гребаных друзей, которые умирали от героина, но хуже всего было то, что девочка, которую я больше всего любил в своей жизни, тоже умерла от этой дряни. Ее звали Сью, и она была первой девчонкой, с которой я жил. Когда мы познакомились, ей было всего пятнадцать – пикантное обстоятельство, если бы об этом узнали в полиции, но такова жизнь.
Наше первое выступление состоялось 20 июля 1975 года в Roundhouse. Мы играли на разогреве у Greenslade, группы своего рода помпезного рока, созданной этим парнем, Дэйвом Гринслэйдом, до того игравшим у кого-то на клавишах. Сначала я предполагал, что Motorhead будет квартетом, и мы пробовали несколько различных гитаристов. Один из них был Эриел Бендер – известный как Лютер Гросвенор – он играл в Mott The Hoople и Spooky Tooth. Мы несколько раз репетировали с ним, но дальше этого дело не пошло. Он был хорошим парнем, но не подходил к группе. У него не хватало чувства юмора, и я не мог представить его в гастрольном автобусе вместе с остальными.
Когда я вижу хорошую рок-вумен, я всегда готов помочь ей. Я никогда не требую никакого вознаграждения за помощь в продвижении женщин в рок-н-ролле, но мне возвращается сторицей. Пример тому – группа Girlschool. Они были совершенно неизвестны в Штатах, но в Англии какое-то время были весьма популярны. В марте 1979-го, когда мы начали наши гастроли, раскручивая Overkill – между прочим, наш первый заметный тур – они играли у нас на разогреве. Мы в значительной мере способствовали их первому успеху, и работа с ними нам тоже пошла на пользу.
Ace of Spades стал одним из наших самых «долгих» альбомов, если говорить о студийном времени, используя специфический термин. И работалось над ним гораздо легче, чем над предыдущими альбомами, потому что мы вошли в колею, и ничто не могло остановить нас. Нас, конечно, и сегодня не остановить, а тогда тем более – популярность группы росла по всей стране. Bomber добился большего успеха, чем Overkill, а Ace of Spades обещал стать еще лучше. Наши дела шли в гору, и мы понимали, что эта пластинка будет хитом. Мы были в ударе. Тогда я еще не понимал, насколько мы обречены. На самом деле это был конец главы, а не начало. Ace of Spades стал пиком этого состава Motorhead. Поклонники считают альбом классикой группы, и я должен сказать, что это превосходная подборка песен. Мы получили огромное удовольствие, записывая эту пластинку. Это были хорошие времена; мы были победителями, были молоды и верили в свое дело.
Оззи был (и есть, разумеется) хороший парень. Ненормальный, но хороший. Конечно, трудно оставаться нормальным, когда люди на каждом твоем концерте бросают на сцену голубей со сломанными ногами и крыльями. Для Оззи это было действительно тяжелое турне с нами.
Он чуть не умер в той поездке: он был на вершине своей раздражительности и на самой глубине своего отчаяния, и своим поведением лишь усугублял ситуацию. В начале турне мы постоянно видели его до бесчувствия пьяным, валявшимся на полу. Одним из наших первых сумасшедших фанов был Ларс Ульрих. Он тогда еще не был барабанщиком Metallica, а был обычным тинэйджером, живущим в Л.А. Он любил нас. Именно он отвечал за американский фан-клуб Motorhead, который, я думаю, состоял из парней вроде него, которые имели тонны импортных пластинок.
Видео: [URLEXTERNAL=https://www.youtube.com/watch?v=d5F7uhCIBco]YouTube[/URLEXTERNAL]/ Пользователь: Ulfr1991_Metalmania
На основе личного опыта я обнаружил, что все люди делятся на два типа: на тех, кто за вас, и на тех, кто против. Учитесь различать их, поскольку легко можно перепутать. Второе: кажется, наш прекрасный новый мир становится все менее терпимым, духовным и образованным, в отличие от того, каким он был в мои молодые годы; конечно, нам всем свойственно чувство ностальгии, но это другой случай. Унаследованная ненависть (то есть та ненависть, к которой нас приучили наши родители) – не только глупа, но и разрушительна, – зачем же возводить ненависть в смысл жизни? Похоже, я этого совершенно не понимаю. И последнее (просто хороший совет) – покупайте наши альбомы. Вы не пожалеете!
«Мне кажется, что выглядит он, как настоящий лос-анджелесский рокер. Есть в нем что-то такое. Сочетание байкера музыканта и мужика, работающего на автомойке. Такой олдскульный лосанджелесец», – говорил Билли Боб Торнтон.
«Это Лемми, вы либо его принимаете, либо нет, и срать он хотел на ваше мнение!» – утверждал Оззи Осборн . Музыкант одним из первых узнал о трагедии. «Сегодня я потерял одного из лучших моих друзей – Лемми. Его будет невероятно не хватать. Он был воином, легендой. Увидимся на той стороне», – написал он на своей странице в Facebook.
«Его голос, это звуковая песчаная буря», – говорил Джарсив Кокер.
Лемми и Motorhead приезжали в Россию неоднократно, и этим приездам неизменно сопутствовало немало занимательных концертных баек и приключений. Интересно, что в мире рок-н-ролла, где порой нет места излишним сантиментам и излишней учтивости, Лемми Килмистер был верен себе на все сто.
Лидер Tequilajazzz, Optimystica Orchestra и Zorge.The Band в одном из интервью рассказал весьма характерную историю.
«Мы играли вместе в городе Ростове-на-Дону, потом веселились, пили вино и текилу, а затем мы с ним вместе летели и ехали в одном автобусе из аэропорта Пулково, где всех нас попросили выйти у метро, а группа Motоrhead должна была ехать дальше, в гостиницу. Ребята все вышли, а Лемми сидел рядом с водителем и увидел, как я, взяв бас-гитарку, последним выхожу на улицу, под снег. И он такой:
«Так, никуда он не идет, – тут же сказал роуд-менеджеру Лемми. – Сейчас мы отвезем его домой, и потом уже поедем в гостиницу».
Довезли меня до дома, высадили.
«Рок-н-ролл», – сказал мне на прощание Лемми. Вот такая чудесная история о том, какой он тру-чувак.
Видео: [URLEXTERNAL=https://www.youtube.com/watch?v=q9qh0upjgs0]YouTube[/URLEXTERNAL]/ Пользователь: Motörhead Official
«Не существует легкого пути говорить об этом… Наш могучий, благородный друг Лемми скончался сегодня после короткого боя с чрезвычайно агрессивной формой рака, – говорится на официальной странице группы. – Он узнал о болезни 26 декабря, когда сидел дома и играл в любимую видеоигру Rainbow. У нас не хватает слов, чтобы выразить потрясение и печаль. В ближайшие дни мы еще будем очень много говорить и вспоминать, но сейчас, пожалуйста. Включите Motorhead на полную громкость, слушайте музыку Лемми, слушайте Hawkwind. Выпейте, делитесь историями. Радуйтесь этой прекрасной жизни так, как это делал он. Он бы хотел именно этого. Рожденный проиграть жил для победы».
Для того, чтобы понять музыку Лемми и его неукротимых Motorhead, не надо быть семи пядей во лбу. Достаточно всего лишь любить рок-н-ролл в его самом первобытном, искрометном и неистовом проявлении.
Лемми не стало, но осталась его музыка. Наслаждайтесь!
источник
Told with Lemmy’s indomitable charisma and humour, this is the autobiography of a rock icon who over the past thirty years in the industry, has stayed true to his music, his fans and his pleasures. Lemmy was born Ian Fraser Kilmister in 1945, the son of a vicar who walked out on his mother when Lemmy was just three months old. Having been inspired to play the guitar by Chicks, Little Richard and Buddy Holly, Lemmy formed what would become the ultimate metal group in 1975 and christened them Motorhead. The group went on to embrace a rock-and-roll lifestyle fuelled by drink, drugs and women, and in the process released twenty-one albums and attracted a huge following. WHITE LINE FEVER is a truly headbanging tour through the last few decades of speedmetal, offering a sometimes hilarious, often outrageous, but highly entertaining trip with the frontman of the loudest rock band in the world.
Глория уже полностью забыла свое прошлое. Она готова к переменам и к новой жизни. Она даже слышит.
Если для нас «любить» означает «страдать», значит, мы любим слишком сильно. В этой книге рассматрив.
Ольга Громыко Профессия: ведьма Профессия: ведьма СТАРМИНСКАЯ ШКОЛА ЧАРОДЕЕВ, ПИФИЙ И ТРАВНИ.
Стивен Кинг Оно Эту книгу я с благодарностью посвящаю моим детям. Мои мать и жена научили меня бы.
Глуховский Дмитрий Алексеевич Будущее Глава I. ГОРИЗОНТЫ Лифт — отличная штука, говорю.
Переработанный в соответствии с требованиями нового Федерального государственного образовательног.
Здравствуй уважаемый читатель. Книга «White Line Fever» Kilmister Lemmy (EN) относится к разряду тех, которые стоит прочитать. Главный герой моментально вызывает одобрение и сочувствие, с легкостью начинаешь представлять себя не его месте и сопереживаешь вместе с ним. Не остаются и без внимания сквозные образы, появляясь в разных местах текста они великолепно гармонируют с основной линией. Один из немногих примеров того, как умело подобранное место украшает, дополняет и насыщает цветами и красками все произведение. Кажется невероятным, но совершенно отчетливо и в высшей степени успешно передано словами неуловимое, волшебное, редчайшее и крайне доброе настроение. Приятно окунуться в «золотое время», где обитают счастливые люди со своими мелочными и пустяковыми, но кажущимися им огромными неурядицами. С невероятной легкостью, самые сложные ситуации, с помощью иронии и юмора, начинают восприниматься как вполнерешаемые и легкопреодолимые. По мере приближения к апофеозу невольно замирает дух и в последствии чувствуется желание к последующему многократному чтению. С помощью описания событий с разных сторон, множества точек зрения, автор постепенно развивает сюжет, что в свою очередь увлекает читателя не позволяя скучать. Просматривается актуальная во все времена идея превосходства добра над злом, света над тьмой с очевидной победой первого и поражением второго. Захватывающая тайна, хитросплетенность событий, неоднозначность фактов и парадоксальность ощущений были гениально вплетены в эту историю. «White Line Fever» Kilmister Lemmy (EN) читать бесплатно онлайн безусловно стоит, здесь есть и прекрасный воплощенный замысел и награда для истинных ценителей этого жанра.
Страсть, любовь и нагота откровений .
Страсть, любовь и нагота откровений .
Ночные телефонные звонки, беседы с невидимой незнакомкой обо всём и о ни о чём. Прозаично? Да, б.
Ночные телефонные звонки, беседы с невидимой незнакомкой обо всём и о ни о чём. Прозаично? Да, б.
источник
Пожалуй, сложно найти в мире рок-музыки второго такого музыканта, к которому относились бы с таким уважением и пиететом, как к брутальному фронтмену группы Motorhead Лемми Килмистеру. Живая легенда рока, он обладает неповторимым тембром голоса и считается одним из лучших бас-гитаристов мира. Лемми всегда играл настоящий рок-н-ролл, продолжает делать это сейчас. Несколько лет тому назад он издал книгу «White Line Fever» («Лихорадка белой линии»), в которой правдиво рассказал в своей жизни. Кто, как не сам музыкант может лучше напомнить нам об основных вехах его жизни? Предлагаем вашему вниманию несколько фрагментов из книги, которая, как нам хочется надеяться, будет переведена на русский язык.
1. Репетировал с самого рождения. Я, Ян Фрэзер Килмистер, родился в сочельник 1945 года, недель на пять раньше срока, с красивыми золотистыми волосами, которые, к радости моей странной мамули, выпали пять дней спустя. У меня не было ни ногтей, ни бровей, и я весь был ярко красный. Самое раннее моё воспоминание — я кричу. По какой причине, не знаю; может, психанул, а, может, уже репетировал.
2. Представьте, что было время, когда рок-н-ролла вообще не существовало. Мое открытие секса началось раньше открытия рок-н-ролла, потому что вы должны понять: первые десять лет моей жизни рок-н-ролл вообще не существовал. Были Франк Синатра и Розмари Клуни, и «How Much Is that Doggie in the Window?» — которая находилась на вершине хит-парадов много месяцев подряд! Я непосредственно наблюдал рождение рок-н-ролла. Сначала я услышал Билла Хэйли, кажется — «Razzle Dazzle». Потом были «Rock Around the Clock» и «See You Later Alligator».
3. Обычный фабричный парень. Мой отчим устроил меня на фабрику, которая делала стиральные машины Hotpoint. Каждый работник отвечал только за свою часть сборки. Я был одним из первых на конвейере: мне полагалось взять четыре маленьких медных гайки и навинтить их на деталь, после чего машина опускалась и скрепляла края её поперёк друг друга. Затем я снимал эту деталь и бросал в огромный ящик. Надо было сделать 15 000 штук, и когда я справлялся с этим количеством и чувствовал, что совершил настоящий подвиг, приходили рабочие, забирали их и оставляли пустую корзину.
4. Золотое время для настоящей музыки. Конец шестидесятых был золотым веком для рок-н-ролла в Британии. С тех пор никогда больше не было такого богатства талантов в одно время. The Beatles, The Rolling Stones, The Hollies, The Who, Small Faces, Downliners Sect, Yardbirds, все эти группы появились за какие-то три года. «Британское Вторжение» навсегда изменило лицо рок-музыки, и живя в Лондоне, мы сидели на крыше мира. В то время хорошие группы росли как грибы. Сейчас нужно еще попотеть, чтобы отыскать действительно стоящую группу в огромном количестве просто ужасных. Тогда тоже были тысячи групп, но по крайней мере половина из них были великолепны. Приведу простой пример: я работал на втором британском турне Хендрикса, который проходил с 14 ноября по 5 декабря 1967. Компания была такая — Move, только что выпустившие два хита № 1 подряд; потом Pink Floyd с Сидом Барретом – это был его последний тур; Amen Corner, которые тогда были на втором месте в хит-парадах; Nice, в составе которых играл юный органист Кит Эмерсон; и Eire Apparent, которые позднее превратились в Grease Band, аккомпанировавший Джо Кокеру. И на все эти группы вы могли посмотреть за 7 шиллингов и 6 пенсов (американские 70 центов). И для того времени это было нормально.
5. 60-е и наркотики. У меня была целая уйма гребаных друзей, которые умирали от героина, но хуже всего было то, что девочка, которую я больше всего любил в своей жизни, тоже умерла от этой дряни. Ее звали Сью, и она была первой девчонкой, с которой я жил. Когда мы познакомились, ей было всего пятнадцать, — пикантное обстоятельство, если бы об этом узнали в полиции, но такова жизнь.
Motorhead — Crazy Like a Fox
6. Дебют. Наше первое выступление состоялось 20 июля 1975 года в Roundhouse. Мы играли на разогреве у Greenslade, группы своего рода помпезного рока, созданной этим парнем, Дэйвом Гринслэйдом, до того игравшим у кого-то на клавишах. Сначала я предполагал, что Motorhead будет квартетом, и мы пробовали несколько различных гитаристов. Один из них был Эриел Бендер — известный, как Лютер Гросвенор, — он играл в Mott The Hoople и Spooky Tooth. Мы несколько раз репетировали с ним, но дальше этого дело не пошло. Он был хорошим парнем, но не подходил к группе. У него не хватало чувства юмора, и я не мог представить его в гастрольном автобусе вместе с остальными.
7. Лемми о поющих женщинах. Когда я вижу хорошую рок-вумен, я всегда готов помочь ей. Я никогда не требую никакого вознаграждения за помощь в продвижении женщин в рок-н-ролле, но мне возвращается сторицей. Пример тому — группа Girlschool. Они были совершенно неизвестны в Штатах, но в Англии какое-то время были весьма популярны. В марте 1979, когда мы начали наши гастроли, раскручивая «Overkill», – между прочим, наш первый заметный тур — они играли у нас на разогреве. Мы в значительной мере способствовали их первому успеху, и работа с ними нам тоже пошла на пользу.
8. Классика жанра. «Ace of Spades» стал одним из наших самых «долгих» альбомов, если говорить о студийном времени, используя специфический термин. И работалось над ним гораздо легче, чем над предыдущими альбомами, потому что мы вошли в колею и ничто не могло остановить нас. Нас, конечно, и сегодня не остановить, а тогда тем более, — популярность группы росла по всей стране – «Bomber» добился большего успеха, чем «Overkill», а «Ace of Spades» обещал стать ещё лучше. Наши дела шли в гору, и мы понимали, что эта пластинка будет хитом. Мы были в ударе. Тогда я еще не понимал, насколько мы обречены. На самом деле это был конец главы, а не начало. «Ace of Spades» стал пиком этого состава Motorhead. Поклонники считают альбом классикой группы и я должен сказать, что это превосходная подборка песен. Мы получили огромное удовольствие, записывая эту пластинку. Это были хорошие времена; мы были победителями, были молоды и верили в свое дело.
Motorhead — Aces of Spades
9. Коллеги по цеху. Оззи был (и есть, разумеется) хороший парень. Ненормальный, но хороший. Конечно, трудно оставаться нормальным, когда люди на каждом твоём концерте бросают на сцену голубей со сломанными ногами и крыльями. Для Оззи это было действительно тяжёлое турне с нами. Он чуть не умер в той поездке: он был на вершине своей раздражительности и на самой глубине своего отчаяния, и своим поведением лишь усугублял ситуацию. В начале турне мы постоянно видели его до бесчувствия пьяным, валявшимся на полу. Одним из наших первых сумасшедших фанов был Ларс Ульрих. Он тогда ещё не был барабанщиком Metallica — был обычным тинэйджером, живущим в Л.А. Он любил нас. Именно он отвечал за американский фан-клуб Motorhead, который, я думаю, состоял из парней вроде него, которые имели тонны импортных пластинок.
Ozzy Osbourne & Motorhead & Slash — I Ain’t No Nice Guy
10. И напоследок я скажу. На основе личного опыта я обнаружил, что все люди делятся на два типа: на тех, кто за вас, и на тех, кто против. Учитесь различать их, поскольку легко можно перепутать. Второе; кажется, наш прекрасный новый мир становится всё менее терпимым, духовным и образованным, в отличие от того, каким он был в мои молодые годы; конечно, нам всем свойственно чувство ностальгии, но это другой случай. Унаследованная ненависть (то есть та ненависть, к которой нас приучили наши родители) — не только глупа, но и разрушительна, – зачем же возводить ненависть в смысл жизни? Похоже, я этого совершенно не понимаю. И последнее (просто хороший совет); — покупайте наши альбомы. Вы не пожалеете!
источник
«Он был воином и легендой», — написал сегодня Оззи Осборн. «Лемми — одна из главных причин появления на свет нашей группы», — высказались Metallica. «Это был дьявольски крутой мужик, который терпеть не мог дураков», — подытожил басист Guns N’ Roses Дафф Маккаган. Лемми Килмистер, хриплый пират, один из отцов хэви-метала, скончался в возрасте 70 лет от рака, который обнаружился у него лишь три дня назад. «Сегодня включайте Motörhead и другие коллективы, где играл Лемми», — гласит официальная страница группы, — «включайте музыку на полную и выпейте пару рюмок, это то, что ему бы понравилось».
В 60-х выбор был один: ты или нормальный, или рок-н-ролльщик.
Живи я в Средние Века, я сбежал бы из дома подростком и присоединился к бродячему цирку. Но в наше время я и так выбрал самую крутую жизнь из всех возможных вариантов.
Карьеру бас-гитариста я начал с того, что украл гитару. Пришел на собеседование к группе Hawkwind, они такие — мы передумали, нам не нужен басист. Но через пару часов должен был начатся концерт, а их басист пропал, оставив свою гитару. В жизни не играл на басу до этого, но как иначе учиться — не зубрить же аккорды по буклетику? Всегда круче, если ты пару раз ошибешься. Когда звук реально громкий, никто этого не замечает.
Я коллекционирую нацистскую символику, но это не делает меня нацистом. Вы можете собирать индейские штучки, но это же не делает вас индейцем, правда?
Когда мне исполнилось 50, Metallica были в самом разгаре записи альбома. Они бросили студию, оделись как я, нацепили парики, черные перчатки и пояса с пулями, и приехали в Лос-Анджелес, чтобы сыграть концерт в мою честь. Вот это называется «настоящие джентльмены».
Однажды меня повязали за наркоту, но к счастью, у меня оказались не те вещества, что они записали в протоколе. Я отсидел всего сутки, вернулся домой, все тепло приветствовали, хлопали по спине, мы отыграли отличный концерт — и сразу после его окончания меня уволили. Это был урок: лучше создать собственную группу, чем вечно вылетать из чужих.
В отместку я перетрахал женщин всех участников Hawkwind, кроме девушки Дейва, которая меня отшила. 70-е были хорошим временем, женщины на тебя так и прыгали.
Я холостяк и ничего не потерял от этого. Я не припомню ни одного счастливого брака, даже у моих родителей его не было. В одном английском журнале написали, что я трахнул две тысячи женщин, так вот, ничего подобного. Всего тысячу.
Стиль жизни, который предполагает моя музыка — ты получаешь кучу подарков, бесплатное бухло и все остальное. Когда у меня появились деньги, я реально не понимал, на что их тратить.
Я никогда не ездил на скейтборде, потому всегда знал: в ту минуту, как я на него встану, я упаду, сломаю хребет и проведу остаток жизни в инвалидном кресле.
Я курю с 11 лет, и спустя 57 лет стажа под угрозой смерти пришлось бросать. Никаких пластырей или таблеток — я собирался как настоящий мужчина встретить лицом к лицу все эти стремные последствия. Но их вообще не было.
С Motörhead какая жизнь: мы ездим, ездим, пьем, пьем, а потом приходится останавливаться и садиться писать песни, потому что дедлайн. Мы всегда работаем в панике, это наш стиль.
Я не описываю в песнях свой личный опыт или чувства, я всю жизнь писал о войне, любви, смерти и несправедливости. Это то, чего полно вокруг в любой момент времени, так что у меня никогда не было кризиса тем.
Motörhead больше сорока лет. Думаю, группа уцелела потому, что я всегда говорил лейблам: я буду делать то, чего я хочу я, а не то, чего хотите вы. Ведь как поступают рекординговые компании — они берут группу, которая звучит круто, и пытаются заставить ее звучать как какая-нибудь другая группа. Общаться с лейблами — это как с кошкой разговаривать.
У меня как-то был кот, я его назвал Передоз, потому что он однажды шел-шел, задумался и вышел в окно. Второй этаж был, к счастью.
Индустрия звукозаписи — это просто мрак, и я рад, что скоро многие лейблы вылетят из бизнеса. Вот эта новая политика, штрафовать людей за то, что они скачивают музыку — это форменный идиотизм.
Ко мне приходило множество фанов, которые почему-то стремились выпить со мной и перепить меня. Не знаю, зачем им это было надо. Большинство проводили остаток вечера, лежа на полу и блюя.
Во что превратился рок-н-ролл сегодня? Парни в клетчатых рубашках стоят на сцене и пялятся на свои туфли. Если ты собрался стать чертовой звездой, то будь же ей. Публика не хочет видеть на сцене чувака из соседнего подъезда, она хочет видеть инопланетянина.
Больше всего я хочу попасть в те города, где мы оборвали или отменили концерты, потому что я чувствовал себя плохо. Неприятно вспоминать об этом, и я жду, когда можно будет вернуться туда и сделать все как надо.
Обожаю девушек из мужских журналов, какая разница, что у них все ненастоящее? Вы хотите видеть там сиськи, отвисшие до пояса, как бидоны с холодной кашей? Кому нужен этот реализм, дайте мне силикон!
Мне 70, это смешно. Как я до такого докатился?
источник
Представленный фрагмент произведения размещен по согласованию с распространителем легального контента ООО «ЛитРес» (не более 20% исходного текста). Если вы считаете, что размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
White Line Fever: The Autobiography
© Ian Kilmister and Janiss Garza, 2002
© ООО «Издательство АСТ», 2017
Эта книга посвящается Сьюзан Беннетт, которая, возможно, и была той единственной.
Лемми умер четыре месяца назад, и вот уже неделю я пытаюсь придумать, что написать в этом предисловии. После смерти Лемми мне выпала честь много рассказывать о нем, о моем знакомстве с ним и о том, как сильно он повлиял на мою жизнь. Мне предстояло произнести речь на вечере его памяти, и я, повинуясь чувствам, набросал ее в очень свободной, естественной манере… а теперь мне надо написать что-то более связное, и это нелегкая задача.
Перечитав то, что я говорил в тот день, я почувствовал, что уже не смогу лучше выразить свое уважение, восхищение и любовь к Лемми. Поэтому я попросил редактора этой замечательной книги позволить мне просто повторить в предисловии те самые слова, вместо того чтобы переписывать и портить их. Так вот…
Тридцать четыре года назад, в июне 1982, в Западном Голливуде, я заблевал сам себя с головы до ног. Важно тут не то, что я блеванул. Увы, тинейджером я блевал частенько. Я находился в номере Лемми в отеле Sunset Marquis, было четыре часа дня, а вечером ему предстояло играть самый большой концерт американского тура Iron Fist, в котором Motörhead были хедлайнерами. Через пять часов он должен был выйти на сцену, а пока я с ним выпивал и общался. Неловкий восемнадцатилетний сопляк в номере Лемми. Вот что было действительно важно.
В конце 70-х я часами болтался перед отелем «Плаза» в Копенгагене, чтобы встретиться с моими любимыми рокерами. Ричи Блэкмор, Ронни Дио, Фил Лайнотт, Робин Трауэр, Пол Стэнли и многие другие – все они любезно давали автографы, разрешали с собой сфотографироваться, могли пятнадцать секунд поболтать ни о чем… вот, собственно, и все.
Потом я переехал в Америку, жил в Южной Калифорнии, и главной музыкой в моей жизни стали Motörhead. Я буквально дышал каждой их нотой, каждым словом, которое пел Лемми, каждой байкой, которую он рассказывал в интервью. Когда они впервые приехали в Америку – в 1981 году, на разогреве у Оззи – я, конечно, был вне себя от радости и решил всю ту неделю следовать за ними по Калифорнии.
Так я за ними и ездил из города в город, туда-сюда по пятой автомагистрали – мальчик-фанат, финальная стадия. Но с ними все было по-другому. В отличие от рок-звезд, которых я подстерегал когда-то в Копенгагене, Motörhead приняли меня с распростертыми объятьями – и в первую очередь сам Лемми. Никакой заносчивости, никакой пустой болтовни, только чтобы от меня отделаться. От меня не требовалось по-быстрому сфоткаться и отвалить. Это было совсем другое отношение, другие правила игры. На первом же концерте меня пригласили в их святая святых – в гримерку, в гастрольный автобус, и где я только не побывал с ними в ту неделю: в отелях, в барах, в придорожных забегаловках. Меня пускали везде. И всегда меня привечали, и чувствовалось, что этим ребятам на меня не наплевать. Лемми был потрясающе радушным – лучший в мире хозяин на вечеринках, – он взял меня под крыло и дал мне почувствовать, что я принадлежу к чему-то несоизмеримо большему, чем я сам.
Месяц спустя мне пришлось путешествовать дикарем по Англии – я ехал на стадион Port Vale, где намечался сборный концерт под названием Heavy Metal Holocaust, и Motörhead были там хедлайнерами. Тем летом у них вышел альбом No Sleep ‘Til Hammersmith – он сразу занял первое место, и они были самой крутой группой в Европе. Все билеты на этот концерт были распроданы, а тут я – без билета, ни гроша за душой. Но не прошло и пятнадцати минут, как я уже оказался за сценой в «штабе» Motörhead, где Лемми снова принял меня с распростертыми объятьями и вспомнил наши подвиги в Калифорнии месячной давности. Это был самый большой концерт того лета в Англии – но у Лемми нашлось время для меня.
Перенесемся еще на месяц позже – Лондон, репетиционная база Nomis. Я как-то прознал, что ребята работают там, и направился прямиком к ним – и снова, не веря своему счастью, я в считанные минуты оказался в маленькой комнате, смотрел во все глаза и слушал, а прямо у меня перед носом Лемми, Быстрый Эдди и Фил «Грязное Животное» Тейлор сочиняли песни для альбома Iron Fist. Мы четверо в одной комнате. Ебануться можно.
Эти события круто изменили мою жизнь – словами этого не описать. Именно поэтому летом 1981 года я захотел играть в группе, создать группу, быть музыкантом, быть частью группы, коллектива, быть частью рок-н-ролльного бродячего цирка и, быть может, однажды в свою очередь гостеприимно открыть двери другим неловким, неприкаянным ребятам, которые, надо надеяться, встретятся нам в пути. За свою карьеру я дал несколько тысяч интервью и всегда называл Лемми и Motörhead своим главным источником вдохновения – нашей музыкой и нашей жизненной позицией мы обязаны им, именно с них мы лепили свое восприятие мира, свое мировоззрение.
Так что спасибо тебе, Лемми, за то, что помог мне стать собой. Спасибо за открытую дверь, за музыку, за бухло, за смех, за байки, за то, что ты никогда не судил меня и дал мне почувствовать себя частью чего-то большего, чем я сам. И еще спасибо тебе за то, что ты никогда не перегибал палку: ты был рок-звездой ровно в той степени, чтобы быть крутым, и ни каплей больше.
И да, спасибо тебе за то, что сфотографировал меня тогда в своем гостиничном номере – в июне 1982 года, заблеванного с головы до ног, – и поместил эту фотографию на внутренний разворот своей следующей пластинки[1] 1
На самом деле эта фотография пригодилась позже: речь идет об альбоме Orgasmatron 1986 года, см. ниже (здесь и далее примечания переводчика).
Ларс Ульрих, 25 апреля 2016
Я родился под Рождество 1945 года, и звали меня тогда Иэн Фрейзер Килмистер – недель на пять раньше срока и с прекрасными золотистыми волосами, которые, к вящему веселью моей странноватой матери, выпали через пять дней. Ни ногтей, ни бровей, и еще я был ярко-пунцового цвета. Мое первое воспоминание – как я кричу. Отчего и почему – не знаю. Скорее всего, обыкновенная детская истерика. А может быть, репетиция. Я всегда был молодой да ранний.
Отец был не рад. Наверное, можно сказать, что мы с ним друг другу не понравились: он ушел из семьи через три месяца. Может, все дело в выпавших волосах. Может быть, он решил, что я слишком рано начал ему подражать.
В войну отец был капелланом в Королевских ВВС, а мать – хорошенькой юной библиотекаршей, которая понятия не имела, что священники страшные лицемеры. В смысле – вы учите, что Спаситель был сыном жены какого-то бродяги (к тому же девственницы!) и духа? И это – основа мировой религии? Вот уж не знаю. По-моему, если Иосиф поверил в эту байку, то в яслях ему самое место!
В общем, я по отцу не особенно скучал, ведь я его даже не помнил. К тому же мама с бабушкой страшно меня баловали.
Я встретился с ним через двадцать пять лет в пиццерии на Эрлс-Корт-роуд: похоже, угрызения совести довели его до горячки и он решил «помочь мне». Мы с мамой решили: авось вытрясем что-нибудь из этого сукина сына! Так что я пошел знакомиться с этой жалкой личностью. Я предвидел, что дело гнилое, и оказался прав.
Я сразу его узнал – правда, он как будто стал меньше, но ведь и я подрос. Меня встретил сутулый сморчок в очках и с большой плешью.
Наверное, для него это была неловкая ситуация – уйти из семьи, которую он вообще-то должен был поддерживать, и затем двадцать пять лет от него ни слуху ни духу… конечно, ему было неловко. Но кому по-настоящему было неловко, так это моей маме: ей-то пришлось растить меня в одиночку, да еще и бабушку кормить!
– Я хотел бы помочь тебе с карьерой – наверстать упущенное, ведь я не был тебе хорошим отцом.
– Облегчу тебе задачу. Я играю в рок-группе, и мне нужно кое-какое оборудование (а у меня как раз опять усилитель барахлил) – купи мне усилитель и пару кабинетов, и мы квиты, идет?
Очевидно, он не был в восторге от такого плана.
– Музыкальный бизнес дело ненадежное.
Кажется, в свое время он был отличным пианистом. Но его время прошло.
– Ага, – ответил я, – знаю, но я этим зарабатываю.
Это была неправда – во всяком случае, на тот момент.
– Я думал оплатить тебе какое-нибудь обучение – вождение, техника продаж. Ты мог бы стать торговым агентом или… – он умолк.
Теперь уже я был не в восторге.
– Иди в жопу, – сказал я и встал из-за стола. Ему повезло, что нам не успели принести большую пиццу в честь нашей исторической встречи, а то она стала бы его новой шляпой. Я вышел обратно, в безотцовщину. После разговора с ним улица показалась мне чистой – и это Эрлс-Корт-роуд!
Кстати, о двуличных ублюдках: мою группу, Motörhead, в 1991 году номинировали на «Грэмми». Щедрый подарок от музыкальной индустрии. Так что я сел на самолет – из Лос-Анджелеса до Нью-Йорка пешком идти далековато. В кармане у меня была пинта Jack Daniel’s – помогает протрезветь. Мы элегантно вырулили на залитую солнцем взлетную полосу, я сделал глоток виски и предался приятным мыслям о том о сем.
Я поднял глаза. Стюардесса – волосы как из бетона и рот жопкой – повторила как попугай:
Уж не знаю, как поступил бы ты, достопочтенный читатель, но я купил эту чертову бутылку и заплатил за нее деньги. Хрен я ее отдам. Это я ей и сообщил. Ее ответ:
– Если вы не отдадите мне эту бутылку, я высажу вас из самолета!
Становилось интересно – мы были, наверное, пятыми в очереди на взлет, рейс уже задерживался, неужели эта тупая сука задержит самолет из-за пинты Jack Daniel’s?
– Ну и пожалуйста, – сказал я. – Убирайте меня на хер с самолета, – ну или что-то в этом роде. И представьте себе, эта кретинка так и сделала! АХАХАХАХАХАХАХА!! Из-за нее куча народа вылетела еще позже, они опоздали на пересадку в Нью-Йорке, и все из-за какой-то пинты освежающего янтарного напитка… Ну и что? Пошла она на хуй! Ишь, раскомандовалась. А я полетел следующим рейсом, через полтора часа.
Торжественный день начинался не очень-то удачно – так он и продолжился. Когда мы добрались до прославленного зала Radio City («дом звезд»!), все щеголяли во взятых напрокат смокингах – вылитые пингвины, – пытаясь ничем не отличаться от тех самых козлов, которые крадут у них деньги! Я сам смокинги не ношу, это не в моем духе. А швейцарам, по-моему, не понравился мой железный крест.
Ну да ладно. Наш первый альбом на лейбле Sony номинировали на «Грэмми», и я неразумно полагал, что ребята с лейбла будут этому рады. Но они этого, похоже, вообще не заметили! Мне так ни разу в жизни и не выпало счастье лицезреть солнцеликого Томми Моттолу: в тот вечер он был очень занят – вероятно, бегал за Мэрайей Кэри по ее гримерке. Я скромный человек: мне вполне было бы достаточно услышать «Привет» или «Хорошо, что вы работаете с нами» или даже «Здорово, чувак». Ничего. Nada. В пизду все. Я пошел на вечеринку лейбла Sire. Другое дело. И потрахался.
Так что пошли они все в жопу. Много они о себе понимают!
Моя жизнь началась в городе Сток-он-Трент в Западном Мидленде, в Англии. В Сток-он-Тренте объединились шесть городков. Самый неприглядный из них – Берслем, неудивительно, что именно там я и родился. Эти места называют Гончарнями, и земли вокруг города были черными от угольного шлака из печей, в которых делали самую разную посуду – в том числе знаменитый веджвудский фаянс. Повсюду, куда ни посмотришь, уродливые кучи шлака, а воздух грязный от печного дыма.
Примерно когда мой блудный отец ушел из семьи, мы с мамой и бабушкой переехали в Ньюкасл – Ньюкасл-андер-Лайм, неподалеку от Сток-он-Трента. Мы жили там, пока мне не исполнилось шесть месяцев, а затем поселились в Мейдли – очень милой деревне поблизости. Напротив нашего дома был большой пруд, практически озеро, в нем жили лебеди. Красиво, но общество там, конечно, не изысканное.
Мама тащила на себе всю семью, и ей пришлось трудно. Сперва она устроилась медсестрой к туберкулезникам, кошмарная работа: в те дни это было не лучше терминальной стадии рака, и она, по сути, просто провожала пациентов в последний путь. И она повидала детей, которые там рождались: бывали по-настоящему ужасные случаи. Туберкулез что-то делает с хромосомами: мама видела новорожденных с перьями, а у одного была чешуя. В конце концов она оставила это место и работала в библиотеке, а потом некоторое время не работала совсем. Я не очень понимал, как тяжело ей приходится, и решил, что мы как-нибудь да проживем. Потом она работала барменшей, но это уже потом, когда она снова вышла замуж.
В школе у меня сразу начались проблемы. Мы с учителями не сошлись во взглядах: они хотели, чтобы я учился, а я не хотел. В математике я был полный ноль – просто черная дыра. Учить меня алгебре было все равно что разговаривать со мной на суахили, и я быстро оставил всякие попытки ее понять. Я решил, что все равно не стану математиком, так что какая разница. Я постоянно прогуливал – прямо с первого дня и начал.
Мое первое воспоминание о трудной школьной жизни относится к младшим классам. Эта дура хотела учить мальчиков вязанию – должно быть, феминистка. Мне было лет семь, так что смысла в этом было ноль. К тому же она была просто зверь – ей нравилось бить детей. Я совершенно не хотел вязать, потому что это для девчонок и слюнтяев. В те дни слюнтяев еще называли слюнтяями. Это теперь они заправляют всей страной. Я сказал ей, что не смогу этим заниматься, и она ударила меня. Тогда я снова сказал, что не смогу этим заниматься, и через некоторое время она прекратила меня бить.
Впрочем, если начистоту, я думаю, что если ударить ребенка за плохой поступок, ему это только пойдет на пользу: конечно, без причины бить не надо, а только если он что-нибудь натворит. Если ребенок до усрачки боится учителя, он скоро научится вести себя как следует. Мне регулярно доставалось такой специальной математической линейкой в форме молотка, которая висела у классной доски. Учитель заходил тебе за спину – и шмяк по затылку. Позже учитель физики бил нас ножкой табурета. Добротная штука, но я ее так и не отведал, потому что преуспевал в физике. Пока не оставил школу по взаимному согласию.
Если ты здорово получаешь по уху, так, чтобы у тебя еще полчаса в голове звенело, ты больше не будешь заниматься на уроке всяким дерьмом. Ты будешь слушать, что тебе говорят. Так было раньше, но теперь все изменилось. Мне и моим ровесникам это пошло на пользу: насколько я могу заметить, мы сообразительнее нынешнего молодого поколения.
Так вот, когда мне было десять лет, мама снова вышла замуж. Этого мужика звали Джордж Уиллис, и она познакомилась с ним через своего единственного брата – моего дядю Колина. Кажется, они подружились в армии (я имею в виду, Колин и Джордж…). Когда-то он был профессиональным футболистом, играл за «Болтон Уондерерс», а потом, по собственным словам, своими силами добился успеха в бизнесе и стал хозяином фабрики, изготавливавшей пластиковые подставки под обувь для витрин магазинов. Эта фабрика прогорела через три месяца после свадьбы. Своеобразный был человек. Смешной – обосраться. Его постоянно заметала полиция за то, что он продавал краденые стиральные машины и холодильники прямо из грузовика, но нам он об этом не рассказывал. Он говорил, что едет в командировку: «Дорогая, я уезжаю на месяц», – и садился в тюрьму на тридцать суток. Некоторое время мы ничего об этом не знали, но в конце концов он оказался не таким уж плохим парнем.
Он, конечно, привел в семью двух своих детей от предыдущего брака, Патрицию и Тони. Я был самым младшим, и мне все время доставалось от этих бугаев – новых брата с сестрой. Мои отношения с отчимом были непростыми, потому что для матери я был единственным ребенком в семье. Она дралась за меня, как маленький бойцовый петушок, и отчиму приходилось круто. Целью жизни Патриции было работать в Казначействе (подумать только), и со временем ее мечты сбылись. Тони живет в Австралии, в Мельбурне, у него своя фирма, он занимается пластиком (я представить себе не мог, что пластик это наследственное!). Он десять лет служил в торговом флоте и почти двадцать лет не писал нам. Отчим думал, что он умер.
После свадьбы мамы с отчимом мы переехали в его дом в Бенллехе, курортном городке на острове Англси в Уэльсе. Тогда меня и прозвали Лемми – видимо, это что-то валлийское. Я попал в очень плохую школу – единственный английский мальчик среди семи сотен валлийцев: и приятно, и полезно, да? Так что меня зовут Лемми с десяти лет. Конечно, усы у меня были не всегда. Усы у меня выросли только в одиннадцать.
Но я умел развлекаться. Можно было стащить гелигнита и подрихтовать береговую линию Англси. Одна строительная компания ремонтировала все канализационные трубы в городе. Они могли работать только летом – потом становилось слишком холодно. Так что в сентябре-октябре они сворачивались, а вещи оставляли в бытовках. И где-то в конце октября – начале ноября мы с друзьями в них пробирались. Черт возьми, для мальчика лет десяти-одиннадцати это как клад найти! Там были кепки и комбинезоны, гелигнит, детонаторы и фитили – в общем, куча замечательных вещей. Мы цепляли детонатор к фитилю и совали его в гелигнит. Потом вырывали ямку в песке на берегу, совали туда наше изделие, оставляли фитиль снаружи и присыпали песком. Когда все было готово, мы клали сверху камень побольше, поджигали фитиль и уебывали со всех ног. БАБАХ! – и камень взлетал в воздух метров на пятнадцать. Это было круто! Потом я видел, как там, под дождем, стоит толпа людей, они глядели на произведенный ущерб и перешептывались: «Как думаешь, что случилось?» – «Не знаю, может, марсиане?» Что думал местный полицейский – загадка: он слышал весь этот страшный грохот, выходил на берег, а там пол-утеса съехало в море. Когда мы закончили, береговая линия на три километра была не та, что прежде. Но это же все невинные забавы, да? Какой только херней не занимаются школьники, и, в конце концов, почему бы и нет. Им же так и полагается – злить старших, не давать им расслабиться. А иначе какой в них толк?
Конечно, это все были пустяки по сравнению с моим растущим интересом к противоположному полу. Надо понимать, что тогда, в пятидесятые, никакого «Плейбоя» и «Пентхауса» не было. Все самое интересное было в журналах, где печатали фотографии, скажем, нудистов, играющих в теннис, – «Здоровье и эффективность» и тому подобная херня. Вот каким ужасным был мир в то время. А пятидесятые еще называют веком невинности. К черту невинность, сами попробуйте так жить!
Мое сексуальное воспитание началось рано. К матери приходили, наверное, три дяди, пока не решилось, что один из них будет папа. Я ничего не имел против – я понимал, что ей одиноко и что она работает целый день, чтобы прокормить нас с бабушкой, в общем, я не возражал, если меня отправляли спать пораньше. К тому же я рос в деревне, и всегда можно было увидеть, как люди занимаются этим в полях. И конечно, мне частенько встречались машины с запотевшими окнами: пока парочка перебиралась спереди на заднее сиденье, можно было разглядеть голую ногу или грудь. Тогда было модно надевать две нижние юбки, они кружились вихрем, когда девчонки танцевали джайв, – и я часто ходил танцевать. Я бросил танцы, когда в моду вошел твист, потому что он оскорбил меня до глубины души: до девушек больше нельзя было дотронуться! Зачем это тебе, если ты только что открыл подростковую похоть? Близость и интимность, чтобы можно было потрогать, контакт, узнавание, обмен прикосновениями и чтобы меня тоже щупали в ответ – вот что мне было нужно!
Но только в четырнадцать лет, работая в школе верховой езды, я по-настоящему осознал, что хочу и вожделею женщин всех форм и размеров, любого возраста, цвета кожи и религиозных убеждений. И политических предпочтений. Каждое лето в наш курортный городок съезжался весь Ливерпуль и весь Манчестер. Студенты приезжали на каникулы и брали лошадей в нашей школе. И девочки-гайды[2] 2
Girl Guides – движение девочек, основанное лордом Баден-Пауэллом по образцу созданного им же ранее движения бойскаутов.
Я устроился на работу в школу верховой езды, потому что любил лошадей. Я и сейчас их люблю. Мы хорошо проводили там время, потому что лошади возбуждают женщин. В лошади есть сексуальная сила. Женщины особенно любят ездить верхом без седла, и дело не в том, о чем вы подумали. Мне кажется, это чтобы непосредственно ощущать тело животного. Седло делает это невозможным, особенно английское седло. А еще дело в том, что лошади очень сильные. Лошадь на самом деле может сделать с тобой все, что захочет, но она этого не сделает, потому что это, за редкими исключениями, спокойные животные. Они тебе поддаются. Я думаю, женщинам именно это и нравится в лошадях – это очень сильные существа, которые подчиняются тебе и не дают сдачи, даже не пытаются отстоять свои права. Правда, посуду они не помоют, но это небольшая плата.
Я был влюблен в Энн. Она была на пять лет старше – в таком возрасте это огромная, непреодолимая разница. Но я до сих пор помню, как она выглядела: очень высокая – одни ноги, нос как будто сломанный, но она была очень привлекательна. Правда, она встречалась с очень некрасивым парнем. Я не мог этого понять. Однажды я случайно увидел, как они трахаются на конюшне, и вышел на цыпочках, бормоча под нос: «Господи». Но самая смешная история про этих девочек-гайдов произошла с моим приятелем по имени Томми Ли.
У Томми была одна рука – он был электриком и однажды дотронулся до какого-то провода, до которого дотрагиваться не следовало, и электричество буквально спалило ему руку до бицепса. Пришлось отрезать ему и то, что оставалось, и зашить плечо. С тех пор он стал не такой, как раньше: часто прислушивался к чему-то, чего никто кроме него не слышал. В общем, у него была фальшивая рука, на которую была натянута черная перчатка, – он цеплял ее за пояс или совал в карман. И вот однажды ночью мы с ним вдвоем пробрались к девочкам-гайдам. Проползли под изгородью, продрались сквозь заросли дрока… но в четырнадцать лет тебе наплевать, да? Чего только не сделаешь ради девчонки. Мы забрались туда, и я со своей цыпочкой пошел в одну палатку, а Томми со своей в другую. Стало тихо – только пружины скрипели. Потом я немножко задремал – обычное дело, мне было так хорошо и приятно (почему я до сих пор так и делаю!). А потом меня разбудил шум:
Я осторожно выглянул из палатки и увидел Томми – он бегал как сумасшедший, совершенно голый, с одеждой под мышкой. А за ним по пятам гналась разъяренная вожатая и била его по голове его же собственной рукой! Я так смеялся, что и меня поймали! Я не мог шевельнуться, не мог убежать, я был совершенно беспомощен. Ничего смешнее я в жизни не видел.
Я открыл для себя секс раньше, чем рок-н-ролл: надо понимать, что первые десять лет моей жизни рок-н-ролл еще не существовал. Был Фрэнк Синатра, Розмари Клуни и How Much Is that Doggie in the Window?[3] 3
Песня Боба Меррилла, более всего известная в оригинальном исполнении американки Патти Пейдж (1953). Однако в Великобритании было более популярно исполнение английской певицы по имени Лита Роза – именно ее версия заняла 1 место в британских чартах в том же 1953 году.
Если же ты хотел купить пластинку, надо было ее заказать и ждать целый месяц. Моей первой пластинкой, на 78 оборотов, была запись Томми Стила – «британского Элвиса», а потом я купил Peggy Sue Бадди Холли. Моя первая долгоиграющая пластинка – The Buddy Holly Story, я купил ее вскоре после того, как он погиб. Я даже был на его концерте – в танцевальном зале New Brighton Tower. Вот какой я старый – я видел живого Бадди Холли! Зато никто не усомнится в том, что я настоящий рок-н-ролльщик!
Я далеко не сразу обзавелся пластинкой Элвиса Пресли – первой я купил Don’t Be Cruel. У него был классный стиль, и выглядел он классно, он был уникальным артистом, но с моей точки зрения он уступал Бадди Холли и Литл Ричарду. Его проблема была в дурацких би-сайдах[4] 4
Би-сайд – песня на оборотной стороне сингла.
Я решил взяться за гитару отчасти из-за музыки, но процентов на шестьдесят или даже больше – ради девушек. К концу учебного года я обнаружил, что гитара притягивает девиц как магнит. Неделю после экзаменов ты сидишь в классе, делать совершенно нечего, и один парень принес гитару. Он не умел играть, но его немедленно окружили девушки. Я подумал: о, кажется, тут можно поразвлечься! Дома на стене висела старая мамина гавайская гитара – она играла на ней в детстве, а ее брат играл на банджо. Незадолго до того гавайские гитары были очень популярны – это были лэп-стилы с плоским грифом и высокими ладами[5] 5
На лэп-стил-гитаре (lap steel guitar) играют слайдом, положив ее на колени.
Я притащил ее в школу. Я тоже не умел играть, но, конечно, меня тут же окружили девицы. Это правда сработало, причем мгновенно! Я больше никогда в жизни не видел, чтобы что-нибудь сработало так же быстро. С тех пор моя жизнь бесповоротно изменилась. Как я сообразил со временем, девушки ждали от меня, чтобы я играл на этой штуковине, и я научился, хотя на маминой гавайской гитаре струны стояли так высоко, что это было довольно мучительно.
Когда мне было пятнадцать лет, мы с классом поехали в Париж, а я как раз разучил Rock Around the Clock. И однажды ночью я играл ее три часа подряд, причем чуть не отхватил себе указательный палец выкидным ножом, который не желал меня слушаться. Я залил гитару своей кровью, и девчонки решили, что это невероятно круто. Как воин из племени сиу, который идет в заросли и убивает медведя голыми руками: тут примерно то же самое. Круто пролить кровь ради женщины!
Тем временем мать с отчимом прекрасно знали, как я провожу время. Тут и думать было нечего – девицы шли непрерывным потоком. Я превратил гараж в свое логово и водил девушек. Отчим врывался туда, чтобы застукать нас: он делал это так часто, что это было уже смешно. Наверное, он был вуайеристом.
– Ты в курсе, что лежишь на этой девушке? – орал он.
– Да, я знаю, что лежу на этой девушке, мать твою! – отвечал я. – И как ты только догадался?
Вскоре после той поездки в Париж меня исключили из школы. Мы с двумя друзьями прогуливали уроки. Мы сели в поезд и на целый день уехали на другой конец острова, а вернулись так, чтобы успеть на школьный автобус, развозивший нас по домам. Но судьбе было угодно, чтобы два ублюдка из другого класса засекли нас на платформе и все разболтали. Ябеда всегда найдется, да? Меня вызвали к директору. Это был полный придурок и бездельник. Думаю, его сделали директором школы просто потому, что для магистранта он был слишком стар. Две недели подряд он вызывал меня к себе на переменах и во время ланча, пытаясь меня расколоть.
– Тебя видели два мальчика из Холихеда[6] 6
Крупнейший город на Англси.
– Это был не я, сэр, – упорствовал я. – Я там никогда не был.
Вот когда я научился врать. Дисциплина учит тебя врать, потому что скажешь правду – и ты в дерьме. В общем, не буду утомлять вас долгим рассказом: в конце концов он решил отхлестать меня тростью по рукам, два удара по каждой. Напоминаю, это было вскоре после поездки в Париж и того несчастного случая с выкидным ножом. Рана ужасно долго не заживала. Вы, наверное, знаете, сколько крови при таких порезах, чуть ли не при каждом ударе сердца: бу-бум – и кровь хлещет через всю комнату! Из меня тогда, наверное, целая пинта вытекла. Поэтому я попросил:
– Можно ударить меня четыре раза по одной руке, из-за пальца?
Но нет, его это не устраивало. Он невозмутимо встал, велел мне поднять руку и херак! Фонтан крови. И он такой, как ни в чем не бывало:
Ну ты и ублюдок, подумал я. И когда трость опустилась мне на руку, я ее вырвал и дал ему этой тростью по башке. Он в ярости воззрился на меня:
– Думаю, излишне объяснять, что твое присутствие здесь больше не требуется.
– Я и не собирался возвращаться, – ответил я и с этими словами вышел.
Но он был прав, в школу я не вернулся, и они так и не смогли доказать, что я прогуливал. Мне все равно только полгода оставалось. Родителям я не стал говорить: каждое утро я уходил из дома, как будто шел в школу, а вечером возвращался. Это время я проводил на конюшне, возился на берегу моря с лошадьми, а потом сменил пару работ. Сначала устроился маляром к одному мужику, он был гей, его звали мистер Браунсворд («коричневый меч» – лучшее имя для гея, просто идеальное!). Но ко мне он не лез. Его интересовал мой миловидный приятель Колин Пэрвис, что меня совершенно устраивало. Я им не мешал:
Представленный фрагмент произведения размещен по согласованию с распространителем легального контента ООО «ЛитРес» (не более 20% исходного текста). Если вы считаете, что размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
источник