В бесконечной войне между людьми и расой бессмертных меняются местами враги и соратники, охотники и дичь. МакКайла Лейн и представить не могла, что ее возлюбленный явится к ней в обличье зверя и что она пронзит его копьем. Теперь она должна завладеть книгой черной магии, даже если для этого придется заключить мир с убийцей ее сестры Гроссмейстером, — только бы повернуть время вспять, только бы жил Бэрронс.
Посвящается неудержимой М.
Между желанием
И порывом,
Между возможностью
И существованием,
Между сущностью
И исходом
Падает Тень.
Т.С. Элиот
Я чувствую это в себе,
Чувствую прямо под кожей.
И должен признаться, что чувствую себя
Монстром.
Skillet. Monster
Представь, что стоишь в центре калейдоскопа. Воспринимай время как цветные фрагменты, которые сыплются из тебя в миллиарде направлений, постоянно расширяются, меняются, бесконечными лучами уходят вдаль. Представь, что можешь выбрать и увеличить любой из бесчисленных осколков измерений и, что при каждом выборе все измерения снова расширятся и изменятся. Бесконечность состоит из геометрических прогрессий. Пойми, что реальности не существует: реальность — это фальшивый бог, которому слепо поклоняется ваша раса. Реальность предполагает единственную возможность.
Ты обвиняешь меня в иллюзиях. Ты — со всей абсурдностью твоего линейного бытия. Ты возвела себе тюрьму из наручных и настенных часов и календарей. Ты колотишь по решеткам из часов и дней, а дверь заперла на висячий замок прошлого, настоящего и будущего.
Маленькому мозгу достаточно маленькой норки.
Ты не сможешь увидеть истинное лицо времени, как не сможешь увидеть мое.
Центр, который осознает одновременно все комбинации всех вероятностей и может двигаться в любом направлении («направление» — слишком узкий термин для концепции передвижения, но у твоей расы нет для этого слова), — вот, что такое я».
Разговор с «Синсар Дабх»
Надежда дает нам силу. Страх убивает.
Когда-то эти слова сказал мне некто очень умный.
И каждый раз, когда я думаю, что сама стала умнее, что лучше контролирую свои действия, я влипаю в ситуацию, которая тут же — и очень больно — дает мне понять, что я преуспела лишь в замене одних заблуждений другими, более продуманными и привлекательными. И вот она я, Королева Самообмана.
Я ненавижу себя сейчас. Сильнее, чем могла бы себе представить.
Я скорчилась на краю обрыва, кричала и проклинала день, когда я появилась на свет, жалела, что моя биологическая мать не утопила меня сразу же после рождения. Жизнь слишком сложная штука, я не могу с ней справиться. Никто не сказал мне, что бывают такие дни. Почему меня к этому не готовили? Как они посмели вырастить меня такой — счастливой, розовой и глупой?
Боль, которую я ощущала, была намного сильнее той, что вызывала во мне «Синсар Дабх». К тому же, когда меня мучила Книга, я знала, что виновата в этом не я.
Меа culpa. От начала и до конца во всем виновата я, и только я, и от этого знания мне не спрятаться.
Я думала, что потеряла все.
Какой я была дурой! Он же предупреждал меня. Тогда мне еще было что терять!
Только так можно остановить боль.
Несколько месяцев назад, в адски длинную ночь, в гроте под Бурреном я тоже хотела умереть, но это было иначе. Мэллис собирался пытать меня, пока я не испущу последний вздох, и смерть была единственным способом лишить его этого извращенного удовольствия. Смерть была неизбежна. Я просто не хотела растягивать это «удовольствие».
Но я ошибалась. Я перестала надеяться и потому чуть не погибла.
И я бы погибла — если бы не Иерихон Бэрронс.
Именно он научил меня этим словам.
Простой афоризм, который можно применить в любой ситуации. Каждое утро мы просыпаемся и выбираем: бояться нам или надеяться. Эти эмоции сопровождают любое наше действие. Как мы принимаем дары судьбы? С радостью? Или с подозрением?
Я ни разу не позволила себе надеяться на того, кто лежал лицом вниз в луже крови. Ни разу моя надежда не усилила нашу связь. Все бремя обязательств я переложила на его широкие плечи. Я боялась. Подозревала. Недоверие руководило каждым моим шагом.
А теперь слишком поздно исправлять свои ошибки.
Я перестала кричать и рассмеялась. Даже мне этот смех показался безумным.
Мое копье торчало из его тела, словно издеваясь надо мной. Я вспомнила, как мы его похитили.
И на миг снова оказалась на темных, мокрых от дождя мостовых Дублина. Я спускалась в канализационный люк вслед за Бэрронсом, вламывалась в тайник Роки О’Банниона, где хранились артефакты.
Бэрронс тогда был одет в джинсы и черную футболку. Когда он поднял и легко, словно фрисби, отбросил крышку люка, я увидела, как перекатываются под тканью его мускулы.
Он был невероятно привлекателен, и это меня раздражало. С Бэрронсом нельзя было угадать, кончится ли дело просто сексом или тебя вывернет наизнанку и ты превратишься в совсем другого, неузнаваемого человека, погрузишься в море без дна и берегов.
У меня так и не выработался к нему иммунитет. Дело было лишь в степени отрицания.
Передышка была слишком короткой. Воспоминания исчезли, осталась только реальность, которая сводила меня с ума.
Я не могу этого произнести. Не могу об этом думать. Не могу даже осознать.
Я обняла свои колени и начала раскачиваться.
Он лежал на животе и не двигался. За всю ту маленькую вечность, пока я кричала, он не шевельнулся и не вздохнул. Я не могла ощутить его. Прежде я всегда чувствовала его приближение: это была наэлектризованная огромная пустошь, втиснутая в слишком маленькое тело. Джинн в бутылке, вот кем был Бэрронс: смертоносной мощью, которую удерживала лишь пробка. и то с трудом.
Я раскачивалась вперед и назад.
Вопрос на миллион долларов: кто ты такой, Бэрронс? В тех редких случаях, когда он мне отвечал, ответ был одним и тем же.
Тот, кто никогда не позволит тебе умереть.
— Ну так ты облажался, Бэрронс. Я одна, и у меня серьезные неприятности, так что вставай!
Он не шевельнулся. И крови было слишком много. Я потянулась к нему чутьем ши-видящей. И не почувствовала на этом обрыве никого живого, кроме себя.
источник
Здесь есть возможность читать онлайн «Карен Монинг: Прикосновение теней» весь текст электронной книги совершенно бесплатно (целиком полную версию). В некоторых случаях присутствует краткое содержание. Город: Белгород, Харьков, год выпуска: 2012, ISBN: 978-5-9910-1841-8, 978-966-14-2751-7, издательство: Клуб семейного досуга, категория: Фантастические любовные романы / на русском языке. Описание произведения, (предисловие) а так же отзывы посетителей доступны на портале. Библиотека «Либ Кат» — LibCat.ru создана для любителей полистать хорошую книжку и предлагает широкий выбор жанров:
Выбрав категорию по душе Вы сможете найти действительно стоящие книги и насладиться погружением в мир воображения, прочувствовать переживания героев или узнать для себя что-то новое, совершить внутреннее открытие. Подробная информация для ознакомления по текущему запросу представлена ниже:
Предлагаем к чтению аннотацию, описание, краткое содержание или предисловие (зависит от того, что написал сам автор книги «Прикосновение теней»). Если вы не нашли необходимую информацию о книге — напишите в комментариях, мы постараемся отыскать её.
Кто написал Прикосновение теней? Узнайте фамилию, как зовут автора книги и список всех его произведений по сериям.
Возможность размещать книги на на нашем сайте есть у любого зарегистрированного пользователя. Если Ваша книга была опубликована без Вашего на то согласия, пожалуйста, направьте Вашу жалобу на info@libcat.ru или заполните форму обратной связи.
В течение 24 часов мы закроем доступ к нелегально размещенному контенту.
Ниже представлен текст книги, разбитый по страницам. Система автоматического сохранения места последней прочитанной страницы, позволяет с удобством читать онлайн бесплатно книгу «Прикосновение теней», без необходимости каждый раз заново искать на чём Вы остановились. Не бойтесь закрыть страницу, как только Вы зайдёте на неё снова — увидите то же место, на котором закончили чтение.
Посвящается неудержимой М.
Я чувствую это в себе,
Чувствую прямо под кожей.
И должен признаться, что чувствую себя
Монстром.
Skillet. Monster
Представь, что стоишь в центре калейдоскопа. Воспринимай время как цветные фрагменты, которые сыплются из тебя в миллиарде направлений, постоянно расширяются, меняются, бесконечными лучами уходят вдаль. Представь, что можешь выбрать и увеличить любой из бесчисленных осколков измерений и, что при каждом выборе все измерения снова расширятся и изменятся. Бесконечность состоит из геометрических прогрессий. Пойми, что реальности не существует: реальность — это фальшивый бог, которому слепо поклоняется ваша раса. Реальность предполагает единственную возможность.
Ты обвиняешь меня в иллюзиях. Ты — со всей абсурдностью твоего линейного бытия. Ты возвела себе тюрьму из наручных и настенных часов и календарей. Ты колотишь по решеткам из часов и дней, а дверь заперла на висячий замок прошлого, настоящего и будущего.
Маленькому мозгу достаточно маленькой норки.
Ты не сможешь увидеть истинное лицо времени, как не сможешь увидеть мое.
Центр, который осознает одновременно все комбинации всех вероятностей и может двигаться в любом направлении («направление» — слишком узкий термин для концепции передвижения, но у твоей расы нет для этого слова), — вот, что такое я».
Разговор с «Синсар Дабх»
Надежда дает нам силу. Страх убивает.
Когда-то эти слова сказал мне некто очень умный.
И каждый раз, когда я думаю, что сама стала умнее, что лучше контролирую свои действия, я влипаю в ситуацию, которая тут же — и очень больно — дает мне понять, что я преуспела лишь в замене одних заблуждений другими, более продуманными и привлекательными. И вот она я, Королева Самообмана.
Я ненавижу себя сейчас. Сильнее, чем могла бы себе представить.
Я скорчилась на краю обрыва, кричала и проклинала день, когда я появилась на свет, жалела, что моя биологическая мать не утопила меня сразу же после рождения. Жизнь слишком сложная штука, я не могу с ней справиться. Никто не сказал мне, что бывают такие дни. Почему меня к этому не готовили? Как они посмели вырастить меня такой — счастливой, розовой и глупой?
Боль, которую я ощущала, была намного сильнее той, что вызывала во мне «Синсар Дабх». К тому же, когда меня мучила Книга, я знала, что виновата в этом не я.
Меа culpa. От начала и до конца во всем виновата я, и только я, и от этого знания мне не спрятаться.
Я думала, что потеряла все.
Какой я была дурой! Он же предупреждал меня. Тогда мне еще было что терять!
Только так можно остановить боль.
Несколько месяцев назад, в адски длинную ночь, в гроте под Бурреном я тоже хотела умереть, но это было иначе. Мэллис собирался пытать меня, пока я не испущу последний вздох, и смерть была единственным способом лишить его этого извращенного удовольствия. Смерть была неизбежна. Я просто не хотела растягивать это «удовольствие».
Но я ошибалась. Я перестала надеяться и потому чуть не погибла.
И я бы погибла — если бы не Иерихон Бэрронс.
Именно он научил меня этим словам.
Простой афоризм, который можно применить в любой ситуации. Каждое утро мы просыпаемся и выбираем: бояться нам или надеяться. Эти эмоции сопровождают любое наше действие. Как мы принимаем дары судьбы? С радостью? Или с подозрением?
Я ни разу не позволила себе надеяться на того, кто лежал лицом вниз в луже крови. Ни разу моя надежда не усилила нашу связь. Все бремя обязательств я переложила на его широкие плечи. Я боялась. Подозревала. Недоверие руководило каждым моим шагом.
Представляем Вашему вниманию похожие книги на «Прикосновение теней» списком для выбора. Мы отобрали схожую по названию и смыслу литературу в надежде предоставить читателям больше вариантов отыскать новые, интересные, ещё не прочитанные произведения.
источник
Серия книг «Лихорадка» — цикл романов от Карен Мари Монинг.
Несмотря на то, что писательница в молодости получила юридическое образование — ее всегда тянуло к творчеству. Лишь после десяти лет работы по специальности она решилась все бросить и заняться любимым делом. Благодаря этому мир смог увидеть этот замечательный цикл любовно-фантастических романов.
В произведениях серии «Лихорадка» происходит встреча и пересечение героев из разных циклов, а все события разворачиваются в городе Дублин. Представляем вам все книги серии Лихорадка Карен Мари Монинг по порядку — полный список.
«Нам необходимо отыскать „Синсар Дабх”. На кону всё. Нельзя дать им завладеть ею…»
Такой текст получила МакКайла от своей сестры Алины Лейн незадолго до ее гибели. Девушка едет в Ирландию на поиски преступника. Тут она видит совсем иную сторону жизни Дублина: в нем царят Тени, высасывающие жизнь у любопытных прохожих, злобные Носороги, жестокие Королевские охотники, эльфы, способные убить в накале страстей…
Случай сводит МакКайлу с таинственным и невероятно привлекательным Иерихоном Бэрронсом, он соглашается стать ее союзником в поисках «Синсар Дабх» – Темной Книги, которая может изменить судьбу человечества.
Чтобы понять кто убийца ее сестры и спасти свою жизнь, юная и отважная МакКайла Лейн пытается найти древнюю волшебную книгу «Синсар Дабх».
Это книга, которая считается доступом к силе 2х миров — мира людей и мира Фейри.
Мак ищут убийцы из мира Фейри, вокруг нее постоянно кружатся загадочные личности, и в результате она оказывается связана с 2-мя смертельно опасными, но крайне привлекательными мужчинами.
Пытаясь распутать детали убийства своей сестры и вернуть себе нормальную жизнь, молодая и дерзкая МакКайла Лейн хочет найти старую магическую книгу «Синсар Дабх».
Это вещь представляет собой ключ к силе сразу нескольких миров – мира людей и мира Фейри.
За Мак охотятся убийцы из мира Фейри, окружают таинственные личности, и в итоге она связывается с двумя крайне опасными, но чертовски обаятельными мужчинами…
МакКайла Лейн решила выйти на охоту. Чтобы наконец найти ответы на свои вопросы. И отомстить. И для того, чтобы найти древнюю книгу, полную злой магии, которая подчиняет себе каждого, кто прикоснется к ней.
Погоня Мак приводит ее на тесные улочки Дублина, где ее преследует странный полицейский.
Девушка оказывается в опасной ловушке: ненасытный принц фей с невероятными способностями и человек, который знает тайну, способную сделать его непобедимым…
МакКайла Лейн обнаруживает себя лежащей на ледяных камнях церкви, отданная на милость эротичному Повелителю эльфов, которого она когда-то обещала убить.
Далекая от родных мест, неспособная контролировать свой сексуальный аппетит, она пребывает в плену проклятья Гроссмейстера.
В новом увлекательном романе автора границы между человеческим миром и миром эльфов наконец рухнули. Сражаясь за выживание на объятых ужасными сражениями Дублинских улицах, Мак попадет в водоворот самого темного и самого эротичного приключения в своей жизни.
Наступило время эпического сражения между людьми и эльфами, преследователь оказался преследуемым, Синсар Даб решает восстать против Мак и ему удается пробить смертельную брешь среди тех, кто ей дорог.
На кого она сейчас может надеяться? Кому можно верить? Кто та женщина, которая ей все время приходит ей во снах?
И куда важнее узнать, кто такая сама Мак и какую судьбу она сможет разглядеть в черно-багровых тонах древней карты Таро?
В постоянной войне между людьми и расой бессмертных идет смена мест врагов и соратников, охотников и жертв.
МакКайла Лейн и подумать не могла, что ее любимый явится к ней в образе зверя и что она воткнет в него копье.
Теперь ей нужно завладеть книгой черной магии, даже если для этого потребуется пойти на мир с убийцей ее сестры Гроссмейстером, — лишь бы повернуть время вспять, лишь бы вернуть к жизни Бэрронса…
источник
И должен признаться, что чувствую себя
Представь, что стоишь в центре калейдоскопа. Воспринимай время как цветные фрагменты, которые сыплются из тебя в миллиарде направлений, постоянно расширяются, меняются, бесконечными лучами уходят вдаль. Представь, что можешь выбрать и увеличить любой из бесчисленных осколков измерений и, что при каждом выборе все измерения снова расширятся и изменятся. Бесконечность состоит из геометрических прогрессий. Пойми, что реальности не существует: реальность — это фальшивый бог, которому слепо поклоняется ваша раса. Реальность предполагает единственную возможность.
Ты обвиняешь меня в иллюзиях. Ты — со всей абсурдностью твоего линейного бытия. Ты возвела себе тюрьму из наручных и настенных часов и календарей. Ты колотишь по решеткам из часов и дней, а дверь заперла на висячий замок прошлого, настоящего и будущего.
Маленькому мозгу достаточно маленькой норки.
Ты не сможешь увидеть истинное лицо времени, как не сможешь увидеть мое.
Центр, который осознает одновременно все комбинации всех вероятностей и может двигаться в любом направлении («направление» — слишком узкий термин для концепции передвижения, но у твоей расы нет для этого слова), — вот, что такое я».
Надежда дает нам силу. Страх убивает.
Когда-то эти слова сказал мне некто очень умный.
И каждый раз, когда я думаю, что сама стала умнее, что лучше контролирую свои действия, я влипаю в ситуацию, которая тут же — и очень больно — дает мне понять, что я преуспела лишь в замене одних заблуждений другими, более продуманными и привлекательными. И вот она я, Королева Самообмана.
Я ненавижу себя сейчас. Сильнее, чем могла бы себе представить.
Я скорчилась на краю обрыва, кричала и проклинала день, когда я появилась на свет, жалела, что моя биологическая мать не утопила меня сразу же после рождения. Жизнь слишком сложная штука, я не могу с ней справиться. Никто не сказал мне, что бывают такие дни. Почему меня к этому не готовили? Как они посмели вырастить меня такой — счастливой, розовой и глупой?
Боль, которую я ощущала, была намного сильнее той, что вызывала во мне «Синсар Дабх». К тому же, когда меня мучила Книга, я знала, что виновата в этом не я.
Меа culpa. От начала и до конца во всем виновата я, и только я, и от этого знания мне не спрятаться.
Я думала, что потеряла все.
Какой я была дурой! Он же предупреждал меня. Тогда мне еще было что терять!
Только так можно остановить боль.
Несколько месяцев назад, в адски длинную ночь, в гроте под Бурреном я тоже хотела умереть, но это было иначе. Мэллис собирался пытать меня, пока я не испущу последний вздох, и смерть была единственным способом лишить его этого извращенного удовольствия. Смерть была неизбежна. Я просто не хотела растягивать это «удовольствие».
Но я ошибалась. Я перестала надеяться и потому чуть не погибла.
И я бы погибла — если бы не Иерихон Бэрронс.
Именно он научил меня этим словам.
Простой афоризм, который можно применить в любой ситуации. Каждое утро мы просыпаемся и выбираем: бояться нам или надеяться. Эти эмоции сопровождают любое наше действие. Как мы принимаем дары судьбы? С радостью? Или с подозрением?
Я ни разу не позволила себе надеяться на того, кто лежал лицом вниз в луже крови. Ни разу моя надежда не усилила нашу связь. Все бремя обязательств я переложила на его широкие плечи. Я боялась. Подозревала. Недоверие руководило каждым моим шагом.
А теперь слишком поздно исправлять свои ошибки.
Я перестала кричать и рассмеялась. Даже мне этот смех показался безумным.
Мое копье торчало из его тела, словно издеваясь надо мной. Я вспомнила, как мы его похитили.
И на миг снова оказалась на темных, мокрых от дождя мостовых Дублина. Я спускалась в канализационный люк вслед за Бэрронсом, вламывалась в тайник Роки О’Банниона, где хранились артефакты.
Бэрронс тогда был одет в джинсы и черную футболку. Когда он поднял и легко, словно фрисби, отбросил крышку люка, я увидела, как перекатываются под тканью его мускулы.
Он был невероятно привлекателен, и это меня раздражало. С Бэрронсом нельзя было угадать, кончится ли дело просто сексом или тебя вывернет наизнанку и ты превратишься в совсем другого, неузнаваемого человека, погрузишься в море без дна и берегов.
У меня так и не выработался к нему иммунитет. Дело было лишь в степени отрицания.
Передышка была слишком короткой. Воспоминания исчезли, осталась только реальность, которая сводила меня с ума.
Я не могу этого произнести. Не могу об этом думать. Не могу даже осознать.
Я обняла свои колени и начала раскачиваться.
Он лежал на животе и не двигался. За всю ту маленькую вечность, пока я кричала, он не шевельнулся и не вздохнул. Я не могла ощутить его. Прежде я всегда чувствовала его приближение: это была наэлектризованная огромная пустошь, втиснутая в слишком маленькое тело. Джинн в бутылке, вот кем был Бэрронс: смертоносной мощью, которую удерживала лишь пробка… и то с трудом.
Я раскачивалась вперед и назад.
Вопрос на миллион долларов: кто ты такой, Бэрронс? В тех редких случаях, когда он мне отвечал, ответ был одним и тем же.
Тот, кто никогда не позволит тебе умереть.
— Ну так ты облажался, Бэрронс. Я одна, и у меня серьезные неприятности, так что вставай!
Он не шевельнулся. И крови было слишком много. Я потянулась к нему чутьем ши-видящей. И не почувствовала на этом обрыве никого живого, кроме себя.
Не зря он советовал мне никогда не набирать номер, который он ввел в мой телефон («IYD» — «если вы умираете»), если я на самом деле не умирала. Меня снова начал разбирать смех. Это не он облажался, а я. Я отыграла, а то и срежиссировала собственное фиаско.
Я считала Бэрронса неуязвимым.
И ждала, когда же он пошевелится. Перевернется. Сядет. Волшебным образом исцелится. Резанет острым взглядом и скажет: «Соберитесь, мисс Лейн. Я Король Невидимых. Я не могу умереть».
Этого я боялась едва ли не больше всего на свете: что именно он создал «Синсар Дабх», слил в нее всю свою злобу, а теперь хотел вернуть Книгу, но почему-то не мог справиться с ней в одиночку. Я обдумывала все вероятности: Фейри, наполовину Фейри, оборотень, вампир, древний воин, проклятый на заре времен, что угодно из того, что они с Кристианом пытались призвать на Хеллоуин в замке Келтаров, — но я всегда считала его бессмертным, неубиваемым.
— Вставай, Бэрронс! — закричала я. — Шевелись, черт бы тебя побрал!
Я боялась к нему прикоснуться. Боялась ощутить, что его тело уже остыло. Почувствовать хрупкость его плоти, смертность Бэрронса. Слова «хрупкость», «смертность» и «Бэрронс» в одной фразе казались мне столь же кощунственными, как толпа нечестивцев, разгуливающих по Ватикану и колотящих перевернутыми крестами по стенам.
Я присела на корточки в десяти шагах от его тела.
И не стала подходить ближе, потому что иначе мне пришлось бы перевернуть его и посмотреть ему в глаза, а что, если они окажутся такими же пустыми, как у Алины?
И я пойму, что его больше нет, как поняла, что моя сестра мертва и я никогда больше не смогу сказать ей: «Прости, Алина, как жаль, что я не звонила чаще, что я не слышала правды за нашими скучными разговорами, что я не приехала в Дублин сражаться вместе с тобой, что злилась на тебя, потому что ты, Алина, тоже действовала со страхом и без надежды, иначе ты бы доверилась мне». И не смогу сказать: «Прости, Бэрронс, что мне слишком мало лет и я не могу перетасовать свои приоритеты, как ты, потому что я не прошла через ад, через который прошел ты, что не прижала тебя к стене и не поцеловала до потери дыхания, а ведь с самой первой нашей встречи в твоем проклятом магазине мне хотелось сделать именно это». Хотелось заводить тебя так, как ты заводил меня, заставить тебя смотреть на меня, желать меня — розовую меня! — взломать твой самоконтроль. Хотелось, чтобы ты упал передо мной на колени, и не важно, сколько раз я говорила, что никогда не полюблю такого мужчину, как ты. Ты просто слишком стар, слишком сексуален, ты скорее зверь, стоящий одной ногой в болоте и не желающий из него вылезать. На самом деле я просто боялась чувств, которые ты во мне вызывал. Не фантазий, которые обычно вызывают у девушек парни: будущее с детишками и белым забором, — а яростной, дикой, полной потери себя, словно без этого мужчины в тебе, рядом с тобой больше ничто не имеет значения. Важно лишь то, что он о тебе думает, а весь мир может отправляться в преисподнюю. Даже тогда я знала, что ты можешь меня изменить! Кто же хочет быть рядом с тем, кто способен его изменить? Слишком много власти пришлось бы отдать. Легче было бороться, чем признать, что во мне есть тайные местечки, которые жаждут чего-то такого, что не принято в знакомом мне мире. А хуже всего то, что, когда ты разбудил меня, вырвал из кукольного мирка и я проснулась, полностью проснулась, ублюдок, ты меня оставил…
Я думала, что буду кричать, пока он не встанет.
Это же он учил меня не верить ни в чью смерть, пока я не сожгу тело, не развею пепел и не подожду день-другой, чтобы убедиться, что он не прорастет.
Конечно же, я не собиралась его сжигать.
Да и не думаю, что существуют такие обстоятельства, при которых я бы это сделала.
И Бэрронс встанет. Он терпеть не может моих истерик.
Я все ждала, когда он оживет, прислушивалась, пытаясь распознать царапанье по краю утеса. Я почти ждала, что вот-вот Риодан перебросит через край свое изломанное, окровавленное тело. Может, он тоже не умер? Мы же в стране Фейри, ну, как минимум, в их Зеркалах — кто знает, что это за реальность? Может, там, в реке — живая вода? И стоит попытаться подтащить к ней Бэрронса? А может, мы в стране Грез и это только кошмар. Я проснусь и увижу, что лежу на диванчике в «Книгах и сувенирах Бэрронса», владелец которых приподнимет бровь и прожжет меня взглядом… И я скажу что-нибудь едкое, и жизнь будет прекрасна, жизнь будет полна монстров и дождя — именно то, что я люблю.
Ничто не царапало по камням и сланцу.
Мужчина с копьем в спине не двигался.
На месте моего сердца разрасталась дыра.
Он отдал за меня жизнь. Бэрронс отдал за меня жизнь. Мой высокомерный, думающий только о себе зловредный засранец, который был прочной скалой под моими ногами, решил умереть, чтобы позволить мне жить.
На кой черт он это сделал?
И тут ко мне пришло понимание, настолько жуткое, что на несколько секунд отступило даже горе. Я бы ни за что не убила его, если бы не Риодан. Риодан меня подставил? Он пришел, чтобы убить Бэрронса, который не был неуязвим, его просто сложно было убить? Может, Бэрронса можно было убить, только когда он находился в теле животного, и Риодан знал, что он будет защищать меня. То есть вся эта закрученная интрига могла произойти и не по моей вине? Риодан мог сотрудничать с Большим Г, оба хотели убрать с пути Бэрронса, чтобы со мной было легче работать, а похищение моих родителей было всего лишь отвлекающим маневром? Смотри туда, пока мы убиваем того, кто представляет для нас угрозу. А может, Бэрронс был за что-то проклят и убить его мог лишь тот, кому он доверяет, а доверял он мне. Скрываясь за холодным высокомерием, насмешками, постоянным натиском, он отдал мне самое дорогое — доверие, которого я была недостойна, и лучше, чем ударом в спину, я не могла этого доказать.
И именно это я и сделала. Хватило одного слова Риодана, чтобы я пошла против Бэрронса.
И обвинение в предательстве, которое я видела в глазах зверя, было вовсе не иллюзией. Это Иерихон Бэрронс смотрел на меня из-под доисторических надбровных дуг, скалил клыки, и в его жутких желтых глазах светились укор и ненависть. Словно я нарушила негласный уговор. Он был моим демоном-хранителем, а я убила его.
Он презирал меня за то, что я не увидела человека под личиной монстра?
«Увидьте меня». Сколько раз он повторял мне это? «Попытайтесь меня увидеть, когда смотрите на меня!»
А я ослепла в самый важный момент. Монстр шел за мной, как привязанный, он обращался со мной с той же комбинацией агрессии и животного собственничества, что и Бэрронс, а я так и не узнала его.
Он пришел ко мне в варварской, нечеловеческой форме, чтобы спасти любой ценой. Он знал, что превратится в безумного монстра, способного лишь уничтожать все, что попадется ему на пути, за одним-единственным исключением.
Я спрятала лицо в ладонях, но видение не отступало: монстр и Бэрронс, его темная кожа и необычные черты лица, скрытые за примитивной мордой. Его древние глаза, которые видели слишком много и просили лишь ответного взгляда, горели презрением. «Разве ты не могла хоть раз мне довериться? Хоть раз надеяться на лучшее? Почему ты предпочла мне Риодана? Я сохранял тебе жизнь. У меня был план. Разве я хоть раз подвел тебя?»
— Я не знала, что это ты! — Я впилась ногтями в ладони. На секунду показалась кровь, и ранки тут же зажили.
Но монстр/Бэрронс в моем мозгу еще не закончил пытку. «Ты должна была знать. Я забрал твой свитер. Я нюхал тебя и прокладывал для тебя путь. Я добывал тебе свежее нежное мясо. Я метил круги вокруг тебя. В этой форме, как и в любой другой, я показывал тебе, что ты моя, а я забочусь о том, что мне принадлежит».
Слезы ослепили меня. Я согнулась пополам. Боль была такой сильной, что я не могла двигаться, не могла дышать. Свернувшись в клубочек, я спряталась от мира и снова начала раскачиваться.
За гранью боли, если вообще существовало такое место, я многое знала.
Например: по словам Риодана (при условии, что он не предатель, потому что, если он предал и каким-то образом выжил, я убью его так же, как и Бэрронса), Гроссмейстер оставил метку на моем затылке. И, возможно, в заложниках у Гроссмейстера все еще мои родители, а поскольку Бэрронс здесь, очевидно, что он так и не добрался до Ашфорда.
Разве что… время в Зеркалах течет по-разному, и он мог успеть добраться до Ашфорда раньше, чем я нажала «IYD» и вызвала его в это измерение, седьмое по счету после скользкого розового коридора в Дублине.
Я понятия не имела, как долго пробыла в Холле Всех Дней и сколько времени прошло в реальном мире, пока я загорала с Кристианом у озера.
Однажды, благодаря любезности В’лейна, я провела один день на пляже в стране Фей, в компании иллюзии моей сестры, и это стоило мне целого месяца в человеческом мире. Когда я вернулась, Бэрронс был в ярости. Он приковал меня цепью к столбу в гараже. На мне тогда было ярко-розовое бикини.
Я закрыла глаза и погрузилась в воспоминания.
Бэрронс был в ярости, вокруг него были разложены иглы и красители, он собирался сделать мне татуировку — точнее, притворялся, что собирается, потому что татуировку он уже сделал, только тогда я этого еще не знала. Татуировка давала ему возможность выследить меня, если я еще когда-нибудь решу сделать что-то настолько же глупое, как обещание остаться в стране Фейри на любой промежуток времени.
Я сказала, что, если он сделает мне татуировку, мы расстанемся. Я обвиняла Бэрронса в том, что из всех чувств ему доступны только жадность и сарказм, что он не способен любить. Я обвиняла его в корысти, в том, что он вышел из себя, когда не смог меня найти, и разгромил магазин, и если что и вызывает у него иногда эрекцию, то это наверняка деньги, артефакты или книги, но не женщины.
Я помню каждое слово его ответа: «Да, я любил, мисс Лейн, хоть это и не ваше дело. Я терял. Многое и многих. И — нет, я не похож на других участников этой игры. Я не похож на В’лейна. И эрекция у меня бывает отнюдь не изредка. — Бэрронс плотнее прижался ко мне, и я задержала дыхание. — Иногда ее вызывают не женщины, а маленькие надоедливые девчонки. И да, это я разгромил магазин, когда не нашел вас. Кстати, вам придется подыскать себе новую спальню. И мне жаль, что ваш уютный маленький мирок был разрушен, но это случается со всеми, и они продолжают жить дальше. От вас зависит, как вы будете жить».
В ретроспективе я с легкостью могла увидеть себя насквозь.
Вот я, прикована к столбу, почти без одежды и наедине с Иерихоном Бэрронсом, мужчиной, которого я не могу понять, но как же он меня восхищает! И он собирается несколько часов, медленно и аккуратно, работать с моей голой кожей. Его напряженное тело с татуировками словно обещало мне путешествие в таинственный мир, где мне суждено почувствовать вещи, которых я и представить себе не могла. И я хотела, чтобы он часами занимался мной. Отчаянно хотела. И я завлекала его на пределе своих наивных, тепличных способностей. Я хотела, чтобы он силой взял то, что я боялась ему предложить.
Какое же это сложное, смешное и саморазрушительное чувство! Страх попросить то, чего хочешь. Страх признать собственные желания. Определение границ воспитанием, а не природой. Я приехала в Дублин в кандалах и с гирями. Я была сама воспитанность.
А Бэрронс был природой — и пытался изменить меня.
Как я и сказала, все дело в степени отрицания.
Тогда в гараже ко мне прислонился Бэрронс — смесь секса и с трудом сдерживаемого насилия, — и, когда я ощутила его эрекцию, внутри у меня все стало настолько живым и диким, что позже, в душе, я сняла бикини, и не раз и не два мне пришлось помогать себе. Я представляла, как и чем все могло закончиться. На это у меня ушла целая ночь.
Я оправдывала себя тем, что весь день провела рядом с Фейри, который убивал с помощью секса. Еще одна ложь.
Бэрронс расковал меня и отпустил.
Если бы я сейчас была прикована к тому столбу, я бы легко объяснила ему, чего именно я хочу. И пункт «снять с меня цепь» не входил бы в этот список. Поначалу.
Я попыталась что-то рассмотреть сквозь слезы.
Лежит лицом вниз. Мне нужно было подойти к нему.
Земля была влажной от дождя и его крови.
Мне нужно было его отмыть. Он не должен быть грязным. Бэрронс не любит быть грязным. Он педант, одевается со вкусом и шиком. Да, пару раз я поправляла лацканы его пиджака, но в этом не было необходимости, я просто искала повод лишний раз к нему прикоснуться. Войти в его личное пространство. Еще раз доказать себе, что я имею право на фамильярность. Бэрронс был непредсказуем, как голодный лев, и пусть его боялись все остальные, в мое горло он бы не вцепился. Он только лизал меня, и, хотя его язык порой был слишком грубым, это стоило того, чтобы идти рядом с царем джунглей.
источник
Посвящается неудержимой М.
Представь, что стоишь в центре калейдоскопа. Воспринимай время как цветные фрагменты, которые сыплются из тебя в миллиарде направлений, постоянно расширяются, меняются, бесконечными лучами уходят вдаль. Представь, что можешь выбрать и увеличить любой из бесчисленных осколков измерений и, что при каждом выборе все измерения снова расширятся и изменятся. Бесконечность состоит из геометрических прогрессий. Пойми, что реальности не существует: реальность — это фальшивый бог, которому слепо поклоняется ваша раса. Реальность предполагает единственную возможность.
Ты обвиняешь меня в иллюзиях. Ты — со всей абсурдностью твоего линейного бытия. Ты возвела себе тюрьму из наручных и настенных часов и календарей. Ты колотишь по решеткам из часов и дней, а дверь заперла на висячий замок прошлого, настоящего и будущего.
Маленькому мозгу достаточно маленькой норки.
Ты не сможешь увидеть истинное лицо времени, как не сможешь увидеть мое.
Центр, который осознает одновременно все комбинации всех вероятностей и может двигаться в любом направлении («направление» — слишком узкий термин для концепции передвижения, но у твоей расы нет для этого слова), — вот, что такое я».
Надежда дает нам силу. Страх убивает.
Когда-то эти слова сказал мне некто очень умный.
И каждый раз, когда я думаю, что сама стала умнее, что лучше контролирую свои действия, я влипаю в ситуацию, которая тут же — и очень больно — дает мне понять, что я преуспела лишь в замене одних заблуждений другими, более продуманными и привлекательными. И вот она я, Королева Самообмана.
Я ненавижу себя сейчас. Сильнее, чем могла бы себе представить.
Я скорчилась на краю обрыва, кричала и проклинала день, когда я появилась на свет, жалела, что моя биологическая мать не утопила меня сразу же после рождения. Жизнь слишком сложная штука, я не могу с ней справиться. Никто не сказал мне, что бывают такие дни. Почему меня к этому не готовили? Как они посмели вырастить меня такой — счастливой, розовой и глупой?
Боль, которую я ощущала, была намного сильнее той, что вызывала во мне «Синсар Дабх». К тому же, когда меня мучила Книга, я знала, что виновата в этом не я.
Меа culpa. От начала и до конца во всем виновата я, и только я, и от этого знания мне не спрятаться.
Я думала, что потеряла все.
Какой я была дурой! Он же предупреждал меня. Тогда мне еще было что терять!
Только так можно остановить боль.
Несколько месяцев назад, в адски длинную ночь, в гроте под Бурреном я тоже хотела умереть, но это было иначе. Мэллис собирался пытать меня, пока я не испущу последний вздох, и смерть была единственным способом лишить его этого извращенного удовольствия. Смерть была неизбежна. Я просто не хотела растягивать это «удовольствие».
Но я ошибалась. Я перестала надеяться и потому чуть не погибла.
И я бы погибла — если бы не Иерихон Бэрронс.
Именно он научил меня этим словам.
Простой афоризм, который можно применить в любой ситуации. Каждое утро мы просыпаемся и выбираем: бояться нам или надеяться. Эти эмоции сопровождают любое наше действие. Как мы принимаем дары судьбы? С радостью? Или с подозрением?
Я ни разу не позволила себе надеяться на того, кто лежал лицом вниз в луже крови. Ни разу моя надежда не усилила нашу связь. Все бремя обязательств я переложила на его широкие плечи. Я боялась. Подозревала. Недоверие руководило каждым моим шагом.
А теперь слишком поздно исправлять свои ошибки.
Я перестала кричать и рассмеялась. Даже мне этот смех показался безумным.
Мое копье торчало из его тела, словно издеваясь надо мной. Я вспомнила, как мы его похитили.
И на миг снова оказалась на темных, мокрых от дождя мостовых Дублина. Я спускалась в канализационный люк вслед за Бэрронсом, вламывалась в тайник Роки О’Банниона, где хранились артефакты.
Бэрронс тогда был одет в джинсы и черную футболку. Когда он поднял и легко, словно фрисби, отбросил крышку люка, я увидела, как перекатываются под тканью его мускулы.
Он был невероятно привлекателен, и это меня раздражало. С Бэрронсом нельзя было угадать, кончится ли дело просто сексом или тебя вывернет наизнанку и ты превратишься в совсем другого, неузнаваемого человека, погрузишься в море без дна и берегов.
У меня так и не выработался к нему иммунитет. Дело было лишь в степени отрицания.
Передышка была слишком короткой. Воспоминания исчезли, осталась только реальность, которая сводила меня с ума.
Я не могу этого произнести. Не могу об этом думать. Не могу даже осознать.
Я обняла свои колени и начала раскачиваться.
Он лежал на животе и не двигался. За всю ту маленькую вечность, пока я кричала, он не шевельнулся и не вздохнул. Я не могла ощутить его. Прежде я всегда чувствовала его приближение: это была наэлектризованная огромная пустошь, втиснутая в слишком маленькое тело. Джинн в бутылке, вот кем был Бэрронс: смертоносной мощью, которую удерживала лишь пробка. и то с трудом.
Я раскачивалась вперед и назад.
Вопрос на миллион долларов: кто ты такой, Бэрронс? В тех редких случаях, когда он мне отвечал, ответ был одним и тем же.
Тот, кто никогда не позволит тебе умереть.
— Ну так ты облажался, Бэрронс. Я одна, и у меня серьезные неприятности, так что вставай!
Он не шевельнулся. И крови было слишком много. Я потянулась к нему чутьем ши-видящей. И не почувствовала на этом обрыве никого живого, кроме себя.
Не зря он советовал мне никогда не набирать номер, который он ввел в мой телефон («IYD» — «если вы умираете»), если я на самом деле не умирала. Меня снова начал разбирать смех. Это не он облажался, а я. Я отыграла, а то и срежиссировала собственное фиаско.
Я считала Бэрронса неуязвимым.
И ждала, когда же он пошевелится. Перевернется. Сядет. Волшебным образом исцелится. Резанет острым взглядом и скажет: «Соберитесь, мисс Лейн. Я Король Невидимых. Я не могу умереть».
Этого я боялась едва ли не больше всего на свете: что именно он создал «Синсар Дабх», слил в нее всю свою злобу, а теперь хотел вернуть Книгу, но почему-то не мог справиться с ней в одиночку. Я обдумывала все вероятности: Фейри, наполовину Фейри, оборотень, вампир, древний воин, проклятый на заре времен, что угодно из того, что они с Кристианом пытались призвать на Хеллоуин в замке Келтаров, — но я всегда считала его бессмертным, неубиваемым.
источник
Посвящается неудержимой М.
Представь, что стоишь в центре калейдоскопа. Воспринимай время как цветные фрагменты, которые сыплются из тебя в миллиарде направлений, постоянно расширяются, меняются, бесконечными лучами уходят вдаль. Представь, что можешь выбрать и увеличить любой из бесчисленных осколков измерений и, что при каждом выборе все измерения снова расширятся и изменятся. Бесконечность состоит из геометрических прогрессий. Пойми, что реальности не существует: реальность — это фальшивый бог, которому слепо поклоняется ваша раса. Реальность предполагает единственную возможность.
Ты обвиняешь меня в иллюзиях. Ты — со всей абсурдностью твоего линейного бытия. Ты возвела себе тюрьму из наручных и настенных часов и календарей. Ты колотишь по решеткам из часов и дней, а дверь заперла на висячий замок прошлого, настоящего и будущего.
Маленькому мозгу достаточно маленькой норки.
Ты не сможешь увидеть истинное лицо времени, как не сможешь увидеть мое.
Центр, который осознает одновременно все комбинации всех вероятностей и может двигаться в любом направлении («направление» — слишком узкий термин для концепции передвижения, но у твоей расы нет для этого слова), — вот, что такое я».
Надежда дает нам силу. Страх убивает.
Когда-то эти слова сказал мне некто очень умный.
И каждый раз, когда я думаю, что сама стала умнее, что лучше контролирую свои действия, я влипаю в ситуацию, которая тут же — и очень больно — дает мне понять, что я преуспела лишь в замене одних заблуждений другими, более продуманными и привлекательными. И вот она я, Королева Самообмана.
Я ненавижу себя сейчас. Сильнее, чем могла бы себе представить.
Я скорчилась на краю обрыва, кричала и проклинала день, когда я появилась на свет, жалела, что моя биологическая мать не утопила меня сразу же после рождения. Жизнь слишком сложная штука, я не могу с ней справиться. Никто не сказал мне, что бывают такие дни. Почему меня к этому не готовили? Как они посмели вырастить меня такой — счастливой, розовой и глупой?
Боль, которую я ощущала, была намного сильнее той, что вызывала во мне «Синсар Дабх». К тому же, когда меня мучила Книга, я знала, что виновата в этом не я.
Меа culpa. От начала и до конца во всем виновата я, и только я, и от этого знания мне не спрятаться.
Я думала, что потеряла все.
Какой я была дурой! Он же предупреждал меня. Тогда мне еще было что терять!
Только так можно остановить боль.
Несколько месяцев назад, в адски длинную ночь, в гроте под Бурреном я тоже хотела умереть, но это было иначе. Мэллис собирался пытать меня, пока я не испущу последний вздох, и смерть была единственным способом лишить его этого извращенного удовольствия. Смерть была неизбежна. Я просто не хотела растягивать это «удовольствие».
Но я ошибалась. Я перестала надеяться и потому чуть не погибла.
И я бы погибла — если бы не Иерихон Бэрронс.
Именно он научил меня этим словам.
Простой афоризм, который можно применить в любой ситуации. Каждое утро мы просыпаемся и выбираем: бояться нам или надеяться. Эти эмоции сопровождают любое наше действие. Как мы принимаем дары судьбы? С радостью? Или с подозрением?
Я ни разу не позволила себе надеяться на того, кто лежал лицом вниз в луже крови. Ни разу моя надежда не усилила нашу связь. Все бремя обязательств я переложила на его широкие плечи. Я боялась. Подозревала. Недоверие руководило каждым моим шагом.
А теперь слишком поздно исправлять свои ошибки.
источник
Посвящается неудержимой М.
Между желанием И порывом, Между возможностью И существованием, Между сущностью И исходом Падает Тень. Т.С. Элиот
Я чувствую это в себе, Чувствую прямо под кожей. И должен признаться, что чувствую себя Монстром. Skillet. Monster
Представь, что стоишь в центре калейдоскопа. Воспринимай время как цветные фрагменты, которые сыплются из тебя в миллиарде направлений, постоянно расширяются, меняются, бесконечными лучами уходят вдаль. Представь, что можешь выбрать и увеличить любой из бесчисленных осколков измерений и, что при каждом выборе все измерения снова расширятся и изменятся. Бесконечность состоит из геометрических прогрессий. Пойми, что реальности не существует: реальность — это фальшивый бог, которому слепо поклоняется ваша раса. Реальность предполагает единственную возможность.
Ты обвиняешь меня в иллюзиях. Ты — со всей абсурдностью твоего линейного бытия. Ты возвела себе тюрьму из наручных и настенных часов и календарей. Ты колотишь по решеткам из часов и дней, а дверь заперла на висячий замок прошлого, настоящего и будущего.
Маленькому мозгу достаточно маленькой норки.
Ты не сможешь увидеть истинное лицо времени, как не сможешь увидеть мое.
Центр, который осознает одновременно все комбинации всех вероятностей и может двигаться в любом направлении («направление» — слишком узкий термин для концепции передвижения, но у твоей расы нет для этого слова), — вот, что такое я».
Разговор с «Синсар Дабх»
Надежда дает нам силу. Страх убивает.
Когда-то эти слова сказал мне некто очень умный.
И каждый раз, когда я думаю, что сама стала умнее, что лучше контролирую свои действия, я влипаю в ситуацию, которая тут же — и очень больно — дает мне понять, что я преуспела лишь в замене одних заблуждений другими, более продуманными и привлекательными. И вот она я, Королева Самообмана.
Я ненавижу себя сейчас. Сильнее, чем могла бы себе представить.
Я скорчилась на краю обрыва, кричала и проклинала день, когда я появилась на свет, жалела, что моя биологическая мать не утопила меня сразу же после рождения. Жизнь слишком сложная штука, я не могу с ней справиться. Никто не сказал мне, что бывают такие дни. Почему меня к этому не готовили? Как они посмели вырастить меня такой — счастливой, розовой и глупой?
Боль, которую я ощущала, была намного сильнее той, что вызывала во мне «Синсар Дабх». К тому же, когда меня мучила Книга, я знала, что виновата в этом не я.
Меа culpa. От начала и до конца во всем виновата я, и только я, и от этого знания мне не спрятаться.
Я думала, что потеряла все.
Какой я была дурой! Он же предупреждал меня. Тогда мне еще было что терять!
Только так можно остановить боль.
Несколько месяцев назад, в адски длинную ночь, в гроте под Бурреном я тоже хотела умереть, но это было иначе. Мэллис собирался пытать меня, пока я не испущу последний вздох, и смерть была единственным способом лишить его этого извращенного удовольствия. Смерть была неизбежна. Я просто не хотела растягивать это «удовольствие».
Но я ошибалась. Я перестала надеяться и потому чуть не погибла.
И я бы погибла — если бы не Иерихон Бэрронс.
Именно он научил меня этим словам.
Простой афоризм, который можно применить в любой ситуации. Каждое утро мы просыпаемся и выбираем: бояться нам или надеяться. Эти эмоции сопровождают любое наше действие. Как мы принимаем дары судьбы? С радостью? Или с подозрением?
Я ни разу не позволила себе надеяться на того, кто лежал лицом вниз в луже крови. Ни разу моя надежда не усилила нашу связь. Все бремя обязательств я переложила на его широкие плечи. Я боялась. Подозревала. Недоверие руководило каждым моим шагом.
А теперь слишком поздно исправлять свои ошибки.
Я перестала кричать и рассмеялась. Даже мне этот смех показался безумным.
Мое копье торчало из его тела, словно издеваясь надо мной. Я вспомнила, как мы его похитили.
Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.
источник
В бесконечной войне между людьми и расой бессмертных меняются местами враги и соратники, охотники и дичь. МакКайла Лейн и представить не могла, что ее возлюбленный явится к ней в обличье зверя и что она пронзит его копьем. Теперь она должна завладеть книгой черной магии, даже если для этого придется заключить мир с убийцей ее сестры Гроссмейстером, — только бы повернуть время вспять, только бы жил Бэрронс.
Представь, что стоишь в центре калейдоскопа. Воспринимай время как цветные фрагменты, которые сыплются из тебя в миллиарде направлений, постоянно расширяются, меняются, бесконечными лучами уходят вдаль. Представь, что можешь выбрать и увеличить любой из бесчисленных осколков измерений и, что при каждом выборе все измерения снова расширятся и изменятся. Бесконечность состоит из геометрических прогрессий. Пойми, что реальности не существует: реальность — это фальшивый бог, которому слепо поклоняется ваша раса. Реальность предполагает единственную возможность.
Ты обвиняешь меня в иллюзиях. Ты — со всей абсурдностью твоего линейного бытия. Ты возвела себе тюрьму из наручных и настенных часов и календарей. Ты колотишь по решеткам из часов и дней, а дверь заперла на висячий замок прошлого, настоящего и будущего.
Маленькому мозгу достаточно маленькой норки.
Надежда дает нам силу. Страх убивает.
Когда–то эти слова сказал мне некто очень умный.
И каждый раз, когда я думаю, что сама стала умнее, что лучше контролирую свои действия, я влипаю в ситуацию, которая тут же — и очень больно — дает мне понять, что я преуспела лишь в замене одних заблуждений другими, более продуманными и привлекательными. И вот она я, Королева Самообмана.
Я ненавижу себя сейчас. Сильнее, чем могла бы себе представить.
Я скорчилась на краю обрыва, кричала и проклинала день, когда я появилась на свет, жалела, что моя биологическая мать не утопила меня сразу же после рождения. Жизнь слишком сложная штука, я не могу с ней справиться. Никто не сказал мне, что бывают такие дни. Почему меня к этому не готовили? Как они посмели вырастить меня такой — счастливой, розовой и глупой?
Какие забавные вещи люди говорят, когда кто–то умирает.
И это должно меня утешить? Да мне жутко и отвратительно из–за того, что жизнь продолжается. Мне больно каждую чертову секунду. Да уж, прекрасное утешение: знать, что это будет продолжаться. Спасибо, что напомнили.
Оставив тело Бэрронса, я зашагала в том направлении, в котором гнал меня мой демон–хранитель, ведь у него наверняка была на то причина.
После его смерти я доверяла ему так, как никогда не доверяла при жизни.
Вот такое я странное существо.
Я шагала вдоль реки, милю за милей. Когда тело Бэрронса исчезло из виду, я тоже начала исчезать. С каждым шагом я избавлялась от очередного кусочка своей личности. От слабостей. От тех частей, которые не могли помочь мне в достижении моей цели. И даже если именно эти кусочки делали меня человеком, что ж. Мне предстоит путь, который я не переживу, если сохраню способность чувствовать.
Убедившись в том, что я готова, я остановилась, поджидая своего врага.
В ту ночь, когда рушились стены, а я пряталась в церкви, моей единственной целью было дожить до рассвета.
Я не знала, доживет ли мир вместе со мной.
И я думала, что это была самая длинная ночь в моей жизни. Я ошибалась.
В самую длинную ночь своей жизни я иду бок о бок с моим врагом, оплакиваю Иерихона Бэрронса и бичую себя за причастность к его смерти.
Ночь бесконечна. Я проживаю тысячи часов за секунду. Считаю от одного до шестидесяти, снова и снова, отсчитываю минуты от его смерти, надеюсь, что, если их наберется достаточно, боль притупится и я смогу перевести дыхание, не почувствовав при этом ножа в сердце.
«Почему ты причиняешь мне боль?
Я никому об этом не говорила, но, когда я только приехала в Дублин, у меня была тайная фантазия, которая не давала мне сломаться в самые трудные минуты.
Я притворялась, что нас всех обманули, что тело, присланное в Ашфорд, принадлежит не Алине, а какой–то другой светловолосой студентке, которая удивительно на нее похожа. Я категорически отказывалась признавать, что зубные слепки, на сопоставлении которых настоял папа, полностью совпали.
Я бродила по Темпл Бар Дистрикт, охотилась за убийцей своей сестры и притворялась, что в любой момент заверну за угол и увижу там ее.
Она посмотрит на меня, ошеломленно и испуганно спросит: «Младшая, что случилось? Мама и папа в порядке? Что ты тут делаешь?» И мы обнимемся, рассмеемся, я пойму, что все было просто кошмарным сном и что он закончился. Мы выпьем пива, пойдем по магазинам, отыщем пляж на каменистом побережье Ирландии.
Я была не готова к смерти. Никто не готов к ней. Вы теряете того, кого любите больше, чем себя, и проходите короткий курс смертности. Каждую ночь вы лежите без сна, размышляя о том, действительно ли существуют ад и рай, ищете любые способы вцепиться в веру, поскольку просто не можете смириться с тем, что ваши близкие находятся так далеко, что не слышат шепота вашей молитвы.
Сознание возвращалось медленно. Я пришла в себя на полу книжного магазина, в темноте.
Я всегда считала, что обморок выдает недопустимую слабость характера, но теперь поняла: это акт самосохранения. При встрече с эмоциями, силу которых невозможно воспринять, тело выключается, чтобы не метаться, как цыпленок с отрубленной головой, и не причинить себе вреда.
С тем фактом, что Бэрронс жив, я справиться не могла. Слишком много мыслей и чувств рванулись из меня одновременно. Мозг попытался осознать, что невозможное возможно, определиться с моими чувствами, и я тихо отключилась.
Я перекатилась на спину. Ответа не было. Внезапно я испугалась, что все это было сном. Что он не жив и что мне снова придется смириться с этим.
— Поверни направо, — сказала я.
Бэрронс ответил взглядом, который явно говорил: «Заткнись и сдохни». Я вернула ему любезность.
— Я оставила камни в пентхаусе Дэррока.
Он вывернул руль «вайпера» так резко, что я чуть не упала ему на колени. А это было бы ошибкой. После сексуально заряженной сцены в магазине Бэрронс не проронил ни слова.
Я никогда не видела его в такой ярости. А я часто видела Бэрронса злым.
Когда мы уходили, я сдернула с фонарного столба «Дэни дейли», села на пассажирское сиденье и начала читать. Скоро день рождения Дэни. Я слабо улыбнулась. Она оповестила об этом весь мир. И устроила бы в этот день национальный праздник, если бы могла.
Я не удивилась тому, что она была на улице прошлой ночью и видела, как Охотник убил Дэррока. Дэни никому не подчиняется, даже мне. Она сама хотела убить Дэррока? Я бы не исключала такой возможности.
Пристегивая ремень, я подумала о том, успела ли Дэни заметить, что Охотник одержим «Синсар Дабх». И если да, что она подумала о звере, который меня унес? Возможно, она решила, что это Невидимый, принадлежащий к касте, которая ей раньше не встречалась.
Я была в шоке от того, сколько прошло времени, пока я была в Зеркалах. К тому же в середине февраля я могла бы и вспомнить о Дне святого Валентина.
источник
Зло — плохиш, который верит, что он и есть добро!»
Маккайла Лейн была еще ребенком, когда их с сестрой Алиной удочерили и навсегда выслали из Ирландии.
Двадцать лет спустя Алина мертва, а Мак возвращается в страну, которая их изгнала, чтобы найти убийцу сестры. После того, как она узнает, что происходит из рода, который был одновременно и одарен, и проклят, Мак окунается в секреты истории: древний конфликт между людьми и бессмертными, которые тайно живут среди нас тысячи лет.
Далее следует шокирующая цепь событий с разрушительными последствиями. И теперь Мак, стараясь справиться с печалью, продолжает свою миссию: найти и контролировать Синсар Даб — книгу темной запретной магии, написанную мифическим Темным Королем, в которой содержится сила создавать и разрушать миры.
В эпическом сражении между смертными и эльфами, преследователь стал преследуемым, Синсар Даб восстает против Мак и начинает пробивать смертельную брешь среди тех, кого она любит.
На кого она может рассчитывать? Кому доверять? Кто та женщина, которая ей все время снится? И более важно, кто такая сама Мак и какую судьбу она увидит в черно-багровых тонах древней карты Таро?
Из роскошного пентхауса Гроссмейстера в убогие глубины ночного клуба Невидимых, из полной эротики ложа ее любовника на внушающее ужас ложе Темного Короля, — путешествие заставит Мак столкнуться лицом к лицу с правдой об ее изгнании и сделать выбор, который может и спасти мир… и его разрушить.
Egoista, Milli, Tinka, Zhulana, Stellamarina, Kvitka_88, Lelya_feverrus, Toriya, Lady_Di, aileme, tiggra, Kukuku, dianmika, teplaya, Enara, chimeree, irina05, mikka, Vikulya, sagana, MacV, Barrons, Tehhy, fea31, azlesha, AngelinaFrost, Likassa, lissa09, SIMI, fantasiya, Pimochka, agniya, chipmonk, Elwie, alanka, Al_KedA, Catharin, Dekorf, desirous, puse4ka375, Svetyska, yulyakulyk, LenaT, zzuzel, 55, Persefona
Представь, что ты являешься калейдоскопом, а время — это твои цветные стеклышки, и они рассеяны во множестве измерений, количество которых постоянно растет, выходя за пределы безграничной матрицы. Присмотрись, ты можешь выбрать любое из этих бесчисленных измерений и изменить его. И их количество растет в геометрической прогрессии. Пойми, что не существует такого понятия, как реальность, это всего лишь фальшивое божество, которое твоя раса почитает со слепым фанатизмом. Реальность означает наличие лишь одного правильного варианта.
Ты порицаешь меня за иллюзии. Ты, со своим смехотворным представлением о линейности времени, ты, заключившая себя в тюрьму из часов, таймеров и календарей. Ты пытаешься поломать прутья клетки, сотворенной из часов и дней, но захлопываешь дверь между прошлым, настоящим и будущим.
Жалкий разум достоин столь же жалкого хранилища.
Тебе не дано узреть настоящий лик времени, как не дано увидеть и мое истинное обличье.
Почувствуй себя центром, чтобы моментально постигнуть все возможные варианты, и подумай, в каком направлении двигаться дальше. И слово «направление» будет весьма жалкой попыткой определить ту идею, которая ваша раса не может обозначить словом. Вот что значит быть мной.
Надежда придает силы. Страх убивает.
Однажды кое-кто по-настоящему умный сказал это мне.
Каждый раз, когда я думаю, что стала мудрее и научилась лучше управлять собой, как тут же попадаю в ситуацию, которая самым жестоким образом показывает мне, что я всего лишь заменила один набор иллюзий на другой, тщательно продуманный и более привлекательный, — да, это я, Королева самообмана.
Вот сейчас я себя ненавижу. Я даже не думала, что способна на такое сильное чувство.
Я сижу на корточках на краю обрыва, кричу, проклиная тот день, когда родилась, и сожалею о том, что моя биологическая мать не утопила меня сразу после рождения. Жизнь слишком трудная штука, ею нелегко управлять. Никто не предупреждал меня, что в жизни могут быть такие дни. Почему же никто мне об этом не сказал? Как они могли позволить мне вырасти такой — счастливой, обожающей розовый цвет, глупой девчонкой?
Я чувствую боль посильнее той, которую вызывала у меня Синсар Дабх. По крайней мере, когда Книга сокрушала меня, я понимала, что в этом нет моей вины.
Это моя вина. От начала и до конца во всем виновата я, и от этого не скроешься.
Я думала, что потеряла всё.
Какой же глупой я была. Он ведь предупреждал меня. Я так много потеряла!
Это единственный способ остановить боль.
Несколько месяцев назад, одной дьявольски длинной ночью в пещере под Барреном, я тоже хотела умереть, но это было совсем другое. Мэллис собирался замучить меня до смерти, и смерть была единственной возможностью лишить его этого извращенного удовольствия. Моя смерть была неминуема. Я не видела смысла ее оттягивать.
И ошиблась. Я потеряла надежду и чуть не умерла из-за этого.
Я бы умерла — если бы не Иерихон Бэрронс.
Он тот, кто научил меня этой присказке.
Эти простые слова помогают во всех ситуациях и позволяют найти решение всех проблем. Просыпаясь утром, мы оказываемся перед выбором между надеждой и страхом и, выбирая что-то одно, живем со своим выбором весь день. Разве мы с радостью приветствуем все, что нам преподносит судьба? Или, наоборот, с подозрением?
Я ни разу не позволила себе проявить хотя бы малую толику доверия к этому человеку, который сейчас лежал лицом вниз в луже собственной крови. Я ничего не сделала, чтобы укрепить нашу связь, возложив это бремя на более широкие плечи. Страх, подозрение и недоверие руководили каждым моим шагом.
А сейчас уже слишком поздно пытаться что-то исправить.
Я прекращаю кричать и начинаю смеяться. В этом смехе мне слышится безумие.
Моё копьё торчит из раны, жестокое лезвие словно поддразнивает меня. Я помню, как мы его украли.
На одно мгновение я мысленно возвращаюсь на темные, омытые дождем улицы Дублина, затем вместе с Бэрронсом спускаюсь в канализационную систему и оказываюсь в тайном хранилище религиозных артефактов Роки О’Банниона. В ту ночь Бэрронс был одет в джинсы и черную футболку. Я вижу, как перекатываются мускулы на его теле, когда он отодвигает крышку канализационного люка и делает это так легко, словно бросает тарелочку в парке.
С какой стороны не посмотри, он так волнующе сексуален, что мурашки бегут по коже. С Бэрронсом ты никогда не знаешь, поимеют ли тебя или вывернут наизнанку и превратят в новую, совершенно незнакомую личность.
Я всегда была к нему неравнодушна, но старалась это скрыть.
Эта передышка оказалась очень короткой. Воспоминание потихоньку ускользает, и я снова оказываюсь лицом к лицу с реальностью, которая грозит сделать меня совершенно невменяемой.
Я не могу произнести это. Я не могу думать об этом. Я не могу смириться с этим.
Я обхватываю колени и начинаю раскачиваться взад-вперед.
Он неподвижно лежит на животе. Всю ту маленькую вечность, пока я кричала, он не двигался и не дышал. Я не ощущаю его присутствия. Раньше я всегда ощущала его близость: он был словно наэлектризован, полон жизненной энергии, как будто кто-то сумел втиснуть эту необъятную мощь в крошечный сосуд. Как джин в бутылке. Бэрронс — это убийственная сила, запертая в бутылке. И наверняка запереть его там было совсем непросто.
Я все еще раскачиваюсь взад-вперед.
Вопрос на миллион долларов: кто ты такой, Бэрронс? Его ответ, в тех редких случаях, когда он удосуживался его дать, всегда был одним и тем же.
Тот, кто никогда не позволит вам умереть.
Я поверила ему. Будь он проклят.
— Что ж, ты облажался, Бэрронс. Я одна и у меня большие неприятности, так что поднимайся!
Он не пошевелился. Здесь так много крови. Я осматриваюсь вокруг, используя свой дар. И никого, кроме себя, не чувствую на этом краю обрыва.
Ничего удивительного, что он запретил звонить по номеру в моем телефоне, записанному им как ЕТУ — Если Ты Умираешь, — если только я действительно не буду при смерти. Чуть погодя, я снова начинаю смеяться. Это не он облажался. Облажалась я. Интересно, я только участвовала в этом фиаско или сама же его и организовала?
источник